Пять рассерженных жен - Людмила Милевская Страница 13

Без жён в комнате сразу посвежело.

Мы сидели молча. Фрол Прокофьевич выглядел растерянным. Янаслаждалась.

— Боже, как они над вами издеваются! — наконец поразилась я.

— Но это же происходит каждый год, — напомнил ФролПрокофьевич.

— Да, но раньше мне это казалось в порядке вещей, а теперь,когда я вошла в роль невесты, подобное издевательство над моих женихом мнекажется вершиной нахальства.

Фрол Прокофьевич трогательно заморгал глазами, как ребёнок,который собирается заплакать.

— Сонечка, это утомительно, — признался он, — и ужасней всегото, что они катастрофически прибывают. Их уже пять. Как появилась пятая, я дажене заметил, хотя долго не решался и думать о пятом браке: ведь с каждым разомсопротивление становилось все ожесточённей. Мне уже трудно справляться.

— Естественно, они берут количеством. Вы просто герой, —искренне восхитилась я. — Поражаюсь, как вы ещё умудряетесь не наложить на себяруки. В такой обстановке и до петли недалеко. Они приходят, отводят на вас своюгрязную душу и отправляются ублажать своих новых мужей. А вы опять один, и имна это плевать. Кстати, у вас уже есть на примете очередная?

Фрол Прокофьевич испуганно замахал на меня руками:

— Ну что вы, Сонечка, я уже поумнел и не решусь даже думатьо женитьбе, пока не избавлюсь от этого пресса. Да и какой в этом смысл? До техпор, пока они не оставят меня в покое, все последующие жены тут же будут менябросать и присоединяться к этой, простите, своре. По-другому я уже сказать немогу, после того как они развели меня с Полиной. Ведь какой милой она была,пока не познакомилась с Тамарой.

— Я тоже была милой, пока не познакомилась с ней, — вставилая.

— Очень хорошо вас понимаю, — усиленно закивал ФролПрокофьевич. — И глазом моргнуть не успел, как Полина ушла к другому! Кдругому, но не из моей жизни. Видите, она не забыла про мой день рождения, даразве только это? Она постоянно звонит, и даже иногда приходит варить свойужасный борщ.

— А вы не пускайте, — посоветовала я.

— Не могу. Не умею. Она плачет, переживает принял ли ялекарство, говорит, что сойдёт с ума, если не натрёт мне поясницу. У меня,видите ли, радикулит, — смущённо пожаловался он. — Это после того, как Полинепришло в голову, что мне надо заняться штангой. С тех пор и страдаю. Но этопустяки, в сравнении с тем, что приходится мне выносить, когда они ругаются сосвоими мужьями. А они часто ругаются. Мне приходится их успокаивать, ублажать,забрасывать советами. Столько переживаний!

— До чего же вредные бабёнки! — прониклась я, удивляясь,почему сама вовремя не присмотрелась к Фролу Прокофьевичу.

Ведь он мужчина хоть куда: и лицом и фигурой вышел, да иумом Бог не обидел, если не брать во внимание его слабость с жёнами.

«И, главное, как точно подобрались эти твари, — подумала я,— все одна под одну. И на одно лицо даже. Нашли порядочного человека ипользуются его добротой беззастенчиво. И полное отсутствие благодарности.Каждая отщипнула от него по квартире и, я уверена, до сих пор трясут его какгрушу: то на это дай, то на то, иначе куда идут его гонорары? А их у негонемало! Нет у этих тварей сознательности. Да таких мужиков надо ценить на весзолота!»

— Ничего, я за них возьмусь, — пообещала я. — Видели, онипулей вылетели отсюда.

Фрол Прокофьевич посмотрел на меня с восторгом и сказал:

— Не ожидал! Все получилось даже лучше, чем я предполагал!Свершилось! Теперь они оставят меня в покое!

— Не радуйтесь, — предупредила я. — Теперь они не оставят впокое меня. Куда вы думаете пошли эти змеи?

— Куда?

— Сдавать друг другу яд. Скоро они вернутся, и мало нам непокажется. Вы ещё прощение у них просить будете и с позором изгоните меня.

И Фрол Прокофьевич, бия себя в грудь кулаком мне поклялся,что никогда не произойдёт такого.

— Что бы ни было, я устою, — пообещал он. — Ведь у меня жетеперь и перед вами обязательства.

— Вот только в пылу сражения не забудьте об этом.

— Нет, конечно, не забуду!

— Хорошо, — сказала я, — тогда облегчим вашу участь иперенесём поле боя на кухню, а вы оставайтесь здесь и смотрите телевизор.

И я бесстрашно отправилась на кухню.

Боже, какой там был гвалт. Впрочем, он прекратился, кактолько я вошла. Не буду говорить сколько излилось на меня ненависти. Липкимоблаком она повисла в воздухе, но мне плевать.

— Что за истерика? — строго сказала я, изящным движениемпоправляя на носу свои леопардовые очки. — Уж от тебя-то, Тамарка, я неожидала. Ты что, все ещё любишь его?

— Я его ненавижу! — процедила она. — Но и от тебя, Мама, неожидала. Евгений, такой парень…

— Успокойся, — оборвала её я. — Разберусь без тебя. Вы вотчто, девочки, поели, попили, тосты свои дурацкие произнесли и вперёд к своиммужьям, а моего оставьте в покое. И чтоб вам не было скучно, скажу: этопоследний день рождения, где я видела ваши отвратительные рожи. Исключая,Тамарка, тебя, — опомнилась я. — Ты можешь приходить, но уже в другом качестве— в качестве подруги. Вот так-то милые, сдавайте ключи.

Что тут началось. Визгу было, хуже чем в свинарнике. Каждаякричала о своём и никто никого не слушал. Я кричала одно:

— Не отступлюсь! Вы и мне и Фрысику надоели! Сдавайте ключи!

— Нет, — вдруг громче всех завизжала Полина, — пусть онскажет мне!

И она побежала к Фролу Прокофьевичу. Я не была уверена в егоморальной устойчивости, а потому хотела бежать за ней, но все дружно на менянавалились и не пустили.

— Пусть разберётся с этим негодяем, — задыхаясь от усилий (яоказывала достойное сопротивление) прохрипела Тамарка.

Кроме неё на мне висели Татьяна и Изабелла. Зинаида, славабогу, была занята — она курила, сбивая пепел в оригинальную ловушку длятараканов, изобретённую ею самой.