Трудно украсть бога - Алексей Макеев Страница 13

Судя по всему, этот Николай Максимов был совершенно уверен, что ему ничего не грозит, так как на мой простой вопрос: «Зачем понадобились такие специфические щипцы?» – он не нашелся что ответить.

Мещанин Максимов мотал своей крупной головой, прятал глаза и невнятно бормотал что-то о том, что никаких щипцов не заказывал, а господин Вольман, видно, что-то напутал по занятости своей и большой загруженности.

Тут уж возмутился стоявший рядом со мной околоточный, знавший большинство жителей вверенного ему участка:

– Это господин Вольман-то напутал! Ну, ты, шельма, даешь! Так он же из немцев у нас, все у него всегда по полочкам разложено, так что любо-дорого! А память у него о-го-го!

– Мне, честно говоря, ответ господина Максимова тоже кажется довольно сомнительным, – хмыкнул я. – Думаю, необходима будет очная ставка с господином смотрителем ремесленного училища.

Услышав это, наш Максимов съежился и нехорошо зыркнул в сторону черного хода, но околоточный был бдителен и тут же положил свою тяжелую руку ему на плечо.

Тут уж я поспешил доложить обо всем произошедшем Панфилову, хотя окончательно все точки над «i» расставила очная ставка, которую удалось провести только после обеда.

Припертый к стенке показаниями Вольмана и его помощника Андреева, наш золотых дел мастер сознался наконец в том, что действительно делал этот злополучный заказ и собственноручно забрал из ремесленного училища ровно за три дня до ограбления.

Однако при этом он продолжал настаивать, что знать не знал, для чего именно этот нехитрый инструмент предназначен. Будто бы вынужден был сделать этот заказ по поручению некоего Федора Чайкина.

Этот новый субъект в нашем деле был когда-то покупателем у Максимова, и так состоялось их знакомство. Золотарь клялся и божился, что Чайкин принудил его заказать для себя щипцы и грозил ему лютой смертью, если тот его выдаст. Потому-де он и запирался поначалу.

Если бы кто меня спросил, то я бы сказал «свежо предание». Я такого немало повидал на своем веку. Каждый из этих мелких людишек старается выгородить себя, как только дело доходит до полиции. Но меня, разумеется, не спрашивают. И как обычно, нужно найти доказательства вины этого субъекта.

Однако первое, что сделал наш Панфилов, это приказал разыскать место обитания этого самого Чайкина.

Вот это оказалось по-настоящему непростым делом и заняло у нашего полицейского отделения ни больше ни меньше, как сутки. Начать с того, что имя и фамилия у нашего предполагаемого вора были не настоящие. И искать его по документам управы оказалось бессмысленно.

Вся надежда была на околоточных и их знание своих родных участков. Тут уж они развернулись! Всех с ног на голову поставили, но только к вечеру обнаружили следы этого самого Чайкина, который, судя по всему, проживал с женщиной на самых задворках Академической слободы в доме купца Шевлягина. Место там отдаленное, рядом пустыри и край города. Так что наведаться к нему в гости решили затемно, когда приближение большого числа людей к одиноко стоящему дому может остаться незамеченным.

И сейчас, вместо того чтобы ложиться спать, я одеваюсь, беру оружие и отправляюсь на место сбора возле пожарной каланчи. Оттуда мы идем скрытно, малыми группами к дому, где может оказаться наш новый подозреваемый, и сделаем все, чтобы он оттуда не сбежал.

На этом месте текст прерывался. Продолжение было только на следующей странице. И на этот раз оно было помечено датой, чего вначале не было. Там стояло 4 июля 1904 года, вечер. А почерк дальше становился более нервным, чем на первых страницах. Временами автор записок не попадал в строчки и перечеркивал уже написанное, чтобы сформулировать фразу заново. Тут он либо волновался, либо не имел времени и сил хорошенько обдумать то, что пишет. Гуров, увлеченный делом столетней давности, поспешил углубиться в текст.

По чести говоря, хотел сейчас отдохнуть, но в поезде мне это не удается. После бессонной ночи и напряженного дня это, казалось бы, то, что мне необходимо. Но, как ни старался, уснуть не могу. Мысли так и крутятся в голове, не давая расслабить тело и разум. Попробую снять напряжение, записав последние события. Тем более есть что записать…

Наш ночной поход на улицу Кирпичнозаводскую оказался на первый взгляд совершенно напрасным. Но это только на первый взгляд. Лучше я начну по порядку.

Окраина любого города место неспокойное. А у нас в Академической слободе этому еще способствует и крайняя скудость уличного освещения.

Однако и сюда добрался прогресс, и как раз в прошлом месяце городская управа установила в слободе несколько столбов с керосиновыми фонарями. Вообще-то, сейчас уже принято устанавливать газовые, но для них топливо дороже, и потому окраины у нас продолжают освещать керосином.

Так что перед нужным нам домом Шевлягина, как раз напротив входа, виднелся фонарный столб. Но света установленный наверху фонарь не давал. Предусмотрительный Панфилов приказал разыскать фонарщика, ответственного за этот район города, и приказал ему не зажигать этот конкретный фонарь. Для убедительности фонарщик должен был изобразить, что обнаружил поломку, что он, судя по всему, послушно выполнил.

Темнота тут была кромешная. Мы с полицмейстером ждали за углом, пока наши орлы оцепили дом, в котором наш возможный вор снимал целый этаж, и только тогда направились к дверям.

Дом Шевлягина был большой, в три этажа, с боковым подъездом. Свет кое-где горел на всех трех этажах, потому можно было не сомневаться, что кто-то там все же есть.

Панфилов взялся за веревку звонка и сильно дернул несколько раз. Звона мы не услышали, это и понятно – шнур шел на второй этаж, который занимал Чайкин и те личности, с которыми он проживал.

На звонок отреагировала какая-то старуха, которая поначалу не желала открывать незнакомым, но убедившись, что мы действительно из полиции, заохала и поспешила вниз по лестнице.

Мы поднялись в квартиру вместе с приставами, и те принялись за обыск. В комнатах, по заявлению старухи, оказавшейся «тещей» искомого Чайкина Еленой Ивановной Шиллинг, никого, кроме нее и ее внуков, не было.

Беглый осмотр подтвердил ее слова: за столом в комнате, служившей кухней, обнаружился шестилетний испуганный мальчишка и больше никого. На вопрос, куда делся ее «зять» вместе с дочерью, старуха охотно ответила, что они только вчера вечером уехали из города, а куда, ей говорить не пожелали. А она что может – женщина старая, беспомощная… Вот и деток на нее, бедную, бросили, не побрезговали…

Полицмейстер Панфилов нетерпеливо дернул усом и потребовал рассказать о том, где был означенный Чайкин в ночь знаменитого преступления. Получил заверения, что дома и был, и остался очень недоволен. Тем временем заканчивающийся обыск тоже ничего не дал.