Белый камень - Жиль Николе Страница 13

Выйдя от настоятеля, Бенжамен решил навестить брата Рене. Слухи в монастыре распространялись слишком быстро, и ему не хотелось, чтобы о дружбе его подопечного с «варваром» старику рассказал кто-нибудь другой.

Не спросив разрешения, молодой человек побежал к келье библиотекаря, постучал в дверь, но ответа не дождался. Тогда он вошел и увидел, что старик лежит на кровати и дремлет, сжимая на груди четки. Казалось, он собрался уснуть так навеки. Капюшон больного сбился на сторону, и, тихонько приблизившись к кровати, Бенжамен в слабом свете наступавшего утра впервые смог рассмотреть своего наставника. Больше всего его поразили глубокие морщины, избороздившие маленькое, высохшее от старости круглое лицо и большие уши с болтающимися мочками. Глаза под густыми бровями цвета перца с солью были закрыты. Нос с горбинкой ему уже приходилось видеть, когда старик сморкался. Небольшой изящный рот был приоткрыт, губы дрожали.

Брат Рене удивленно открыл один глаз и, несмотря на усталость, которую выдавал цвет его лица, с трудом попытался приподняться и сесть, прислонившись к стене, дабы поприветствовать смущенного посетителя.

— Ну что, мой мальчик? Боюсь, придется вам заканчивать нашу работу без меня, — вздохнул он с гримасой сожаления.

— Я ничего не смогу закончить без вас, брат Рене, — вежливо ответил послушник.

— Придется, мой друг. Не надейтесь понапрасну и не тратьте силы на то, чтобы убедить меня, что я скоро встану на ноги. Я знаю, что меня ждет… — При этих словах старик зашелся в тяжелом приступе того нехорошего сухого кашля, от которого у окружающих просто сердце разрывается, а потом с трудом продолжил: — Я не очень хорошо разбираюсь в механике, но мне кажется, что с моим мотором далеко не уедешь.

Холодной дрожащей рукой он взял юношу за плечо и легонько потянул к себе, давая понять, что хочет, чтобы тот пододвинулся. Бенжамен нагнулся и поднес свое ухо к губам старика так, словно намеревался принять исповедь умирающего.

— Он ужасно барахлит! — выдохнул тот, улыбаясь.

Он просто просиял, гордый тем, что сумел удивить своего юного ученика. Брат Рене не был человеком веселым в общепринятом смысле слова, но иногда он позволял себе пошутить, что и проделывал обычно в самых драматических ситуациях. Особо опасен он был на похоронах, потому что в любой момент мог рассказать потерявшему бдительность соседу по процессии забавный анекдот из жизни покойного. И тому приходилось каяться на исповеди за безумный и неприличный смех.

Брат Рене нашел юмору практическое применение и научился извлекать из него реальную пользу. С его помощью он скрывал ото всех свою чувствительность и ранимость, юмор помогал ему отвлечься, с ним легче было преодолевать тревоги и страдания.

Он, конечно, не считал юмор грехом, однако полагал, что тот маскирует некоторые его слабости, именно поэтому всегда шутил вполголоса.

Бенжамен любезно улыбнулся в ответ. Улыбка вышла натянутой. Он очень старался, но у него не получилось: внезапно необъяснимое сострадание пронзило до глубины души и погрузило в глубокую печаль. Он этого никак не ожидал. В конце концов, этот одинокий и угрюмый старый монах не был ему ни другом, ни родственником. Его поразила близость смерти, которую он почувствовал сквозь сжимавшие его плечо тонкие пальцы. Юноша готов был разрыдаться.

Брат Рене увидел ужас в глазах послушника.

— Ну же, мой мальчик, мы не знаем, что такое смерть, и поэтому печалимся. Она страшит вас, это так естественно. Но со временем, если в душе есть хоть немного веры, она перестает производить на тебя впечатление, как ни старается. Между нами говоря, мне еще повезло: смерть не застала меня врасплох. Со мной она честна, почти деликатна, так что не стоит меня жалеть.

— Мне жаль скорее себя, брат Рене. Вы представить себе не можете, как мерзко мне сейчас оттого, что все это время я… предавал вас.