Непристойный танец - Александр Бушков Страница 13

– Да почти сразу же, как только вернулась способностьлогически осмыслять виденное, – усмехнулся Сабинин. – Я офицер, вы незабыли? Очень уж недавно я перестал быть офицером… У ваших ряженых казачковнасквозь неправильный прибор.

– Простите?

Сабинин терпеливо, с ноткой превосходства пояснил:

– Понятие «прибор» охватывает собою лампасы, погоны,выпушки, кант, петлицы. Все перечисленное должно быть одного цвета. Меж темваши сообщники… ах, простите, товарищи! Ваши товарищи являли собою фантастическую,не существующую в природе смесь. Лампасы Оренбургского казачьего войска – иоколыш Донского, притом что канты и вовсе – Уральского… Подобных казаков вприроде попросту не могло существовать. И ваш жандарм… Да помилуйте! Сюртук, неспорю, жандармский – но у любого военного, жандарма в том числе, они ведь покавалерии числятся, сюртук является парадной формою одежды. Па-ра-дной! Хотямы, армейцы, с господами жандармами не общались и не допускали их в офицерскиесобрания, но форму их знать были обязаны… Ну, кто отправился бы в лес ловитьконтрабандистов в парадном сюртуке? Будь то жандарм, офицер пограничной стражи,армеец – в любом случае он надел бы китель или гимнастерку… И фуражка, наконец!На нем самая что ни на есть заурядная фуражка пехотных полков, кант пехотный, ане жандармский… Портупея, наконец. Черная, устаревшего образца. Еще семь летназад, в девятисотом, черные перевязи были заменены галунными, нововведения немогли не дойти даже до этого захолустья. Вот так-то, милостивый… товарищ!

– Да, это вы ловко… – в некоторой задумчивостиотозвался Кудеяр.

– При чем тут ловкость? Есть вещи, которые кадровыйофицер обязан знать назубок и помнить постоянно…

– Ловко… – повторил Кудеяр.

– Вы не костюмерную театра ограбили, часом? – неудержался от шпильки Сабинин.

– Нет, что вы. По случаю досталось, с бору по сосенке.

– Это видно, – ехидно продолжал Сабинин. –Особенно впечатляет солдатская казачья шашка на жандарме… С а бл и они носят, сабли!Пояснить вам разницу?

– Не стоит, – отмахнулся Кудеяр. – Я услышалдостаточно. Что ж, и на старуху бывает проруха… До сих пор те, кто подвергалсяпроверке, принимали все за чистую монету.

– Понимающего человека не нашлось.

– Да, разумеется… – задумчиво согласилсяКудеяр. – Я сделаю для себя выводы, не сомневайтесь. Положительно, выполезный человек, Артемий Петрович, я все больше в этом убеждаюсь… Вот если бывы еще были со мной искренним…

– Что же, я до сих пор был с вами неискренним? –натянуто усмехнулся Сабинин.

– В том-то и дело, – тихо, серьезно сказалКудеяр. – Вы лихо и беззастенчиво лгали – сначала моим товарищам, потоммне. Я вас убедительно прошу, не хватайтесь за ваши браунинги. Во-первых,сказанное мною вовсе не означает, что я питаю к вам враждебные намерения, всянагроможденная вами ложь, как ни странно, меня от вас не отвращает. Во-вторых,положение ваше безнадежно. Вам некуда идти, никто, кроме нас, не в силахоказать вам должную помощь… Либо мы и дальше будем строить отношения на взаимномдоверии, либо… Нет, я вам не угрожаю. Попросту требую полной откровенности.

– Вот как? В чем же я вам врал?

– Начнем с того, что вы – не пехотинец в прошлом. Вы –опытный кавалерист, Артемий Петрович. В отличие от в а с, я буду полностьюоткровенен. Так вот, я, знаете ли, происхожу, как принято говорить, из оченьхорошей семьи. В революции, да будет вам известно, не так уж мало дворян, дажестолбовых. Ну, наш род до столбовых не дотянул, однако родословной и богатствомне обижен.

– А я ведь сразу понял, – сказал Сабинин. –Чувствовалось в вас нечто этакое… предельно комильфотное. Beau-monde, [9] как выражаются французы, а?

– Ну, предположим, не высший… Однако ж – свет. Вы, должнобыть, понимаете, что с семьей я уже несколько лет не имею ничего общего. Я –позор семьи. С ее точки зрения… Однако, как легко догадаться, получил некотороевоспитание, детство и юность провел в обстановке, заслуженно именуемойкомфортной. Отец и по сей день владеет конным заводом, мы…

Очень похоже, он по старой привычке чуть не произнес вслухсвою настоящую, прежнюю фамилию. Но вовремя опомнился, закашлял, стараясь,чтобы это выглядело непринужденно. Потом продолжал:

– Мы всегда были страстными лошадниками. Множествопредков и ныне здравствующих родственников мужеска пола служили и служат покавалерии. Я сам одно время всерьез мечтал о карьере кавалерийского офицера,читал многое, штудировал, общался с кузенами – один из них синий кирасир,другой лейб-гвардии гродненский гусар… Так вот, в разговорах со мной – каюсь,почуяв неладное, я с некоторого времени умышленно их поворачивал на эту стежку– вы показали знания, приличествующие как раз кавалеристу. Вы прекрасноразбираетесь в лошадях – а ведь далеко не каждый вообще знает, что такое«ежовое копыто» и чем эта конская болезнь отличается от блютерства, сиречьсклонности к носовым кровотечениям. Только сугубый знаток знает о бурейте, оварковой случке, тендените… А помните наш разговор в кафе «Малгожатка»? Вы такподробно, с большим знанием дела рассказали мне о содержании реформ великогокнязя Николая Николаевича – тех, что касались кавалерии. Я о них только читал,о «полевом галопе», отмене аллюра «шагом», учениях эскадронов «в немую»… Затовы – о, вы рассказывали обо всем этом так, как способен лишь человек, личнозаинтересованный. Вроде моего кузена – я имею в виду гусара, синий кирасир какраз ленив в службе и на плохом счету… Одним словом, с некоторых пор я сталисподволь направлять разговор в нужное русло, я вас, простите, откровенноподзадоривал, и вы, не чувствуя ловушки, были словоохотливы… Вы кавалерист,Артемий Петрович. Более того, вы гвардеец, это несомненно. Хотя я все же ненастолько изощрен в сих вопросах, чтобы с уверенностью определить полк. Я прав?

Сабинин медленно шагал рядом с собеседником, отвернувшись отнего. Потом сказал негромко:

– Браво. Примите мои поздравления. Я лишь укрепился впрежнем предположении: из вас получился бы толковый сыщик…

Вопреки его ожиданиям, Кудеяр ничуть не оскорбился. Он лишьспросил:

– Позволительно ли будет узнать, отчего вы лгали насчетсвоего пехотного происхождения?

– Я, представьте себе, вовсе не лгал, – последолгой паузы произнес Сабинин. – Я всего лишь не говорил всей правды. Этоуже нечто иное, вам не кажется? По-моему, есть разница между ложью и умолчаниемо… иных деталях.

– Пожалуй, – мягко сказал Кудеяр. – И все же,почему?

– Да потому, что пехотные офицеры бывают разные, –едко бросил Сабинин. – Среди них встречаются, например, бывшие офицерыгвардейской кавалерии, вынужденные в силу разных обстоятельств покинутьтаковую… и оказаться в скромной роли командира пехотной роты на маньчжурскомтеатре военных действий, впоследствии – в Чите… Вот вам и разгадка. Ничегоголоволомно сложного. Просто есть вещи, о которых я не хочу вспоминать. Окоторых мне больно вспоминать. Даже теперь, когда рухнуло все…