Непристойный негатив - Картер Браун Страница 13

Я тем временем закончил одеваться и снова взглянул на нее. Паула томно возлежала на постели, широко раскинув ноги, и я уже в который раз пожалел о том, что человеческие возможности небезграничны.

— Я знаю! — усмехнулась она. Тебе было хорошо со мной. Мне тоже было хорошо с тобой, Рик. В следующий раз, когда ты зайдешь к нам, я уговорю Джерри остаться в гостиной, и мы сможем заняться этим на балконе. Я могла бы перегнуться через перила. Или может быть ты боишься высоты?

Я попрощался, после чего самостоятельно прошел через весь дом и вышел в прихожую. Там меня уже дожидался Сэнфорд, и это обстоятельство показалось мне довольно странным.

— Вот, хотел просто попрощаться с вами, мистер Холман, — объявил он своим противным писклявым голосом. — А заодно и поздравить с очередным успехом. Три раза подряд — хотя, конечно, умениям Паулы тоже надо отдать должное.

— А у вас что, есть шапка-невидимка? — буркнул я в ответ, и тут меня осенило. — Неужели зеркало на стене?

— Именно. Обычное полупрозрачное зеркало, — подтвердил он и глупо ухмыльнулся. — Прямо-таки широкоформатное изображение.

— А Паула знает? — осторожно поинтересовался я.

— Конечно, — подтвердил он. — И ей нравится. Говорит, что это придает сексуальным ощущениям особую остроту.

— Ну да, и до некоторой степени позволяет как бы подглядывать за происходящим со стороны, — подсказал я. — А целых двое озабоченных под одной крышей — это уже что-то.

— Помимо всего прочего спальня ещё и прослушивается, — продолжал он. Паула знает, где стоит «жучок». Ей каким-то образом удалось зажать его, пока вы разговаривали, перед началом основного действа. Так скажите, Холман, о чем же вы говорили?

— О том, почему вы сами не занимаетесь этим делом, — не задумываясь соврал я. — У меня сложилось впечатление, что это как-то связано с величайшим любовным увлечением всей вашей жизни, с Айрис Меривейл. Скажите, Сэнфорд, вам удалось хотя бы раз трахнуть ее?

Его лицо исказила гневнаяя гримаса, а кулак правой руки оказался занесен для удара.

— Я бы не стал этого делать, — заметил я.

Он покорно опустил руку.

— Не смейте порочить имя этой поистине святой и самой прекрасной женщины на свете, — с достоинством выпалил он, действуя в лучших традициях старомодного благородства. — Я боготворил её при жизни, Холман, и свято чту её память теперь, когда её больше нет с нами.

— А как она умерла? — спросил я.

— Она не была готова противостоять тем жизненным обстоятельствам, что сложились ещё задолго до того, как я встретил её, — медленно проговорил он. — Она была слишком безвольной и не приспособленной к жизни. А потом было уже слишком поздно. Так получилось, что она утратила всякий интерес к жизни, наказывая себя таким образом за прежние ошибки. Она осознанно встала на путь самоуничтожения, обвиняя в своем грехопадении собственное тело, которому не были чужды человеческие слабости и похоть.

— Вы не ответили на мой вопрос, — отрезал я.

— Она умерла от передозировки наркотиков, — вздохнул Сэнфорд. — Я уверен, что это было подстроено специально, но в коронерском суде на такие случаи обычно смотрят сквозь пальцы. Я же скажу вам другое: те негодяи, что подтолкнули её к самоубийству, рано или поздно понесут наказание. В этом, Холман, можете не сомневаться!

— И кто же их накажет? Уж не вы ли?

— Всех их ожидает возмездие, где каждый получит по заслугам, — сказал он. — Хотя, наверное, в том, что случилось, есть отчасти и моя вина.

— Почему же?

— Потому что я совершил огромную ошибку, решив, что новый фильм поможет ей, — угрюмо проговорил он. — И как я только мог забыть, что все её проблемы возникли изначально именно из-за работы с Ферреллом? — Он сурово покачал головой. — Это псих, одержимый манией величия! Чудовище, непомерное тщеславие которого поглощает всякого, кому приходится иметь с ним дело; сначала поглощает, а потом уничтожает окончательно. Он как кукловод, считающий, что марионетки должны дрыгаться на своих веревочках, во всем повинуясь лишь его, Феррелла, воле, а он бы лишь безраздельно владел их телами и душами! Ему необходимо во всем ощущать свое превосходство над ними — и умственное, и физическое! Уж можете мне поверить, Холман. Я в жизни не встречал такого чудовища, как Феррелл.

Он часто заморгал, а потом покачал головой.

— Право же, не стоит утомлять вас своими откровениями, особенно теперь, зная, что общение с Паулой отняло у вас последние силы. — Он ухмыльнулся. — Знаете, подглядывать за другими не так уж и плохо. Когда видишь, как человек у тебя на глаза превращается в похотливого самца, то это во многом помогает понять его сущность. И мне кажется, что вас я уже знаю достаточно хорошо. Во всяком случае, достаточно, чтобы позволить себе дать вам некоторый совет.

— Не могу дождаться! — хмыкнул я.

— Тот, кто задумал прикончить Лессинджера, все равно убьет его и очень скоро, — невозмутимо объявил он. — Во всяком случае, лично я в этом не сомневаюсь. Я также уверен, что если вы все-таки попытаетесь вмешаться, то сами окажетесь в довольно опасном положении. Мне же в сложившейся ситуации бояться нечего, так как у меня на руках главный козырь. По закону мои права на этот фильм неприкосновенны и неоспоримы, и в случае моей внезапной смерти сам негатив перешел бы в разряд наследуемого имущества, что из-за бюрократической волокиты сделало бы его недосягаемым для всех на многие месяцы. Однако больше от несчастья не гарантирован никто. Они сцепились словно дикие хищники в джунглях, которые из-за падали готовы перегрызть друг другу глотки. И не скрою, что мне доставляет огромное удовольствие сидеть в сторонке, наблюдая за тем, как они разрывают друг друга в клочья. Так что вмешательство в эту драку смельчака со стороны таит в себе огромную опасность для него же самого.

Он открыл мне дверь и холодно улыбнулся.

— Честно говоря, Холман, мне самому наплевать, убьют вас или нет. Хотелось бы, конечно, чтобы вы дожили хотя бы до следующего рандеву с Паулой. Ваше поведение в постели отличается особой животной одержимостью, что, на мой взгляд, придает самому процессу большое сходство с откровенно первобытным насилием. А судя по тому, как стонала и верещала под вами Паула, полагаю, она тоже так считает. В следующий раз я буду рад предложить вам несколько вариаций на тему кожанного кнута и промасленных резиновых простыней. Не смоневаюсь, что за вашей с виду благообразной внешностью, Холман, присутствует ярко выраженный элемент садизма.

— Дать бы тебе в морду, — с сожалением проговорил я, изо всех сил стараясь заставить свой голос звучать достаточно вежливо, подобающе моей наружности. — Но только кому охота связываться с полоумным стариком, из которого уже давно сыплется песок? С немощным импотентом, который только и может, что ловить кайф, подглядывая за другими?