Опасная тропа - Патриция Вентворт Страница 13

Томас Эндерби напоминал старую серую мышь с тусклыми и бесцветными глазами.

Произошел традиционный обмен любезностями. Когда с ними было покончено, мистер Брэндон что-то тихо сказал хозяину магазина, из чего Рейчел сделала вывод, что о встрече они договорились заранее. Мистер Эндерби с поклоном удалился за дверь в глубине лавки и тут же вернулся с квадратным куском черного бархата, который расстелил перед мисс Трихерн. Затем снова исчез, на этот раз надолго.

Рейчел огляделась. Какая романтическая атмосфера! Этот старинный дом, старинная комната, само кресло с высокой спинкой и прямыми подлокотниками, почерневший от времени пол, неровный, вытоптанный ногами нескольких поколений, — очень подходящая декорация для мужчины, который привел ее сюда, чтобы выбрать подарок для другой. Гейл Брэндон смущал Рейчел, как не смущал до сих пор ни один мужчина. Ее волновал его взгляд, она ощущала этот взгляд как прикосновение, а уж само прикосновение… Рейчел пыталась разобраться в своих чувствах. Что это? Безрассудство одинокой женщины, которая не нашла времени для любви, дала ей пройти мимо? Страх перепуганной женщины, пытающейся найти верную руку, на которую можно опереться? Или что-то более глубокое, прочное? Но чем бы это ни оказалось, все сулило боль. А это значит, что она должна быть готова встретить эту боль, терпеть ее и пытаться победить.

Рейчел поразила перемена в ее чувствах. Прежде ей доставляло удовольствие общество Гейла и его откровенное восхищение ею. Теперь все изменилось. Ситуация смущала ее, ей хотелось как можно быстрее вернуться домой.

Вернулся Томас Эндерби, неся старинную шкатулку работы танбриджских [2]мастеров. Сел за стол, открыл ее, снял слои ваты и вынул три свитка в папиросной бумаге. Аккуратно, неторопливо развернул их. Положил украшения на кусок черного бархата и замер, любуясь ими. Теперь его потухшие глаза сверкали восхищением истинного ценителя.

Рейчел тоже любовалась.

Первое украшение, которое мистер Эндерби развернул, представляло собой веточку дуба — два бриллиантовых листочка и три желудя. Рейчел не могла оторвать от нее глаз. Чашечки сверкали бриллиантами, а сами желуди были сделаны из жемчужин — двух белых и одной черной.

— Какая прелесть! — вырвалось у Рейчел.

Мистер Эндерби был полностью согласен с ней.

— Это работа моего отца, которая предназначалась для герцогини С-кой, но та умерла до завершения работы. А эта цепь поступила к нам из-за границы. Итальянская работа по заказу из России.

Цепь была шестьдесят три сантиметра длиной. Тончайшей работы золотые звенья перемежались сапфирами и изумрудами. Каждый камень изумительной огранки был обрамлен мелкими алмазами. Все в целом производило впечатление легкости, великолепия и изящества.

— А вот это, пожалуй, самый красивый камень, — сказал мистер Эндерби, нежно прикоснувшись к третьему украшению. — Рубину вообще нет равных, а этот — самый лучший, какой к нам когда-либо попадал. Взгляните на окраску.

Рубин горел между двумя бриллиантовыми крыльями — изогнутыми крыльями орла. На фоне их сияния камень казался живым.

— К сожалению, я не вправе открыть вам его историю, — продолжал Томас Эндерби. — Отец создавал его для члена королевского дома, а недавно это украшение вновь вернулось к нам. — Мистер Эндерби повернулся к Гейлу Брэндону: — Это лучшее, что у нас есть, сэр.

Рейчел сидела завороженная. Украшения были ослепительной красоты и стоили, конечно, безумных денег. Ее восхищала романтическая идея преподнести в качестве объяснения в любви одну из этих изумительных вещей без всякой уверенности, что она будет принята. И тут же у нее мелькнула мысль: «Все будет испорчено, если право выбора предоставить другой женщине».

Гейл Брэндон наклонился к ней и спросил:

— Что вам нравится больше всего?

Вопрос вызвал у нее возмущение.

— Дело не в том, что нравится мне, — не раздумывая ответила она. — Я не могу сделать выбор для другой женщины, которой не знаю. Одной подходит жемчуг, другой — рубины, а третьей — изумруды и сапфиры. Вам придется выбирать самому. Я не могу вам помочь.

Глаза Гейла Брэндона лукаво блеснули. Он был оживлен.

— Как жаль! — посетовал он. — Ну хорошо, я не буду просить вас выбирать. Мне просто очень интересно узнать, какое из этих украшений вам нравится больше. Я решил поступить таким образом: скажем, мне нравится какая-то из этих вещей. Если окажется, что вы тоже ее выбрали, тогда в пользу именно этой вещи будет уже два голоса. Понимаете, что я имею в виду?

— Но мой голос нельзя принимать во внимание, потому что я в полном неведении. Я даже не знаю цвета волос вашей дамы.

Губы Брэндона тронула улыбка.

— Ну, у нас у всех когда-нибудь будут седые волосы. Я надеюсь, что она будет долго носить это украшение. Так что разумнее выбрать то, что всегда будет выглядеть хорошо, даже когда среди золота появятся серебряные нити.

Значит, у нее золотистые волосы… Они, как правило, не становятся по-настоящему седыми. Рейчел сказала:

— Если она светловолосая, ей пойдут изумруды и сапфиры.

— Но, мисс Трихерн, я не говорил, что она светловолосая.

— А мне показалось, что говорили. Даже процитировали строчку из песни о серебряных нитях среди золота.

— Но это же просто образное выражение. А ее я не назвал бы светловолосой, разве только поэтически. Мне кажется, любое из этих украшений, ей пойдет. Но я был бы очень вам признателен, если бы вы сказали, что нравится именно вам, мисс Трихерн. Мне хочется знать мнение женщины.

Рейчел несколько презрительно засмеялась:

— Неужели вы и правда считаете, что все женщины одинаковы?

Брэндон тоже засмеялся:

— Это было бы очень скучно. Но меня действительно интересует ваше мнение. И еще любопытно, нравится ли вам то же, что и мне. А потом спросим мистера Эндерби, какую из этих вещей он бросился бы спасать, если бы в лавке вспыхнул пожар.

Томас Эндерби невольно протянул руку, но тут же убрал.

Рейчел охватила вдруг необъяснимая веселость. Она протянула руку и дотронулась до веточки дуба: