Портрет девочки в шляпе - Елена Дорош Страница 13

Лора перевела дух.

– Вообще другая женщина! Черты лица, улыбка, волосы очень похожи, верно, но Анна была светлоглазой. У этой глаза карие. И смотрит по-другому. Нежнее, что ли. Хотя сходство просто поразительное!

– Вывод?

– Художник скопировал картину не случайно. Так было задумано с самого начала. Возможно, девушка, которую он рисовал, была похожа на Анну Сергеевну Строганову.

– Может, родственница?

– Может, и так. Только родилась она намного позже. Полотно точно написано лет через тридцать после портрета Виже-Лебрен.

– Не сомневаетесь?

– Не сомневаюсь. Но моей уверенности недостаточно. Мы должны это доказать.

– Каков план, мой генерал?

– Продолжайте восстанавливать поверхность, а я буду искать художника и модель. Во мне уже сыщицкий азарт проснулся.

– Пожалуй, во мне тоже. А сейчас… можно я уже посплю? Глаза слипаются.

Лора улыбнулась в трубку и милостиво разрешила:

– Ладно. Спите.

Через три дня молчания он прислал фотографию и записку.

Записка гласила: «Я убрал поздний слой краски вокруг овала и нашел там вот это. Ловите». На фото была надпись, сделанная художником: «м л Е Н» и чуть ниже еще две буквы – А К.

Лора набрала номер Германа и с ходу спросила:

– Что такое по-вашему «м л»? Младенец? Хотя между буквами пробел… Тогда что?

– Моей любимой.

– Что? Откуда вы взяли?

– Я бы тоже так написал.

Хорошо, что Фриц ее не видел. Лора покраснела. С чего бы?

Через неделю она знала о портрете и его авторе все. Осталось рассказать начальнику.

Вольдемара она отловила только к концу рабочего дня. Словно не он посылал ее в командировку, не он заставил все бросить и заняться портретом! И вот теперь, когда она, титанически напрягшись, все сделала, ему, видите ли, некогда! «Вырастет из сына свин, если сын – свиненок» – к месту вспомнилось ей. Точнее про ее друга детства не скажешь!

Еще сильней она возмутилась, когда оказалось, что все это время Щеглеватых был в кабинете и вел переговоры по видеосвязи. Интересно с кем? Со старой пассией или уже с новой? Она даже хотела плюнуть и уйти, но решила дожать чинушу и бюрократа результатами своих изысканий.

Увидев входящую Лору, Щеглеватых встрепенулся.

– Ужель я слышу из гостиной ваш легкий шаг и платья шум? – с фальшивым восторгом продекламировал он.

– Ты вдруг теряешь весь свой ум? – закончила она исковерканную пушкинскую строку. – Брось, Вовчик, меня этим не проймешь. И кстати, передавай от меня привет своей Джульетте. Я насчет портрета.

– Я весь внимание, дорогая Дора!

– Ну, тогда докладываю доклад, – с мстительным видом начала повествование Лора. – Автора портрета звали Аркадий Кособуцкий. Непрофессиональный художник, поэтому его работ я нашла всего три. О нем самом известно немного. Из обедневших дворян, служил адъютантом у князя Трубецкого во время заграничного похода восемьсот тринадцатого года. В двадцать шестом след обрывается, но две его картины нашлись в Читинском музее.

– Декабрист, что ли?

– Думаю, да. Но нам интересна его первая работа – портрет девушки, поправляющей цветы в вазе.

– Строгановой?

– Увы. Ее имя – Екатерина Несвицкая. Нашей Анне Сергеевне она приходилась родственницей со стороны матери, Елены Васильевны Трубецкой, урожденной Несвицкой. Загадка природы, но Екатерина была поразительно похожа на Анну, хотя между датами их рождения почти сорок лет. Кособуцкий был влюблен в Несвицкую и на именины преподнес любимой необычный подарок. Он скопировал портрет кисти Виже-Лебрен, но изобразил на нем Екатерину. Первоначально картина была овальной, но потом ее превратили в прямоугольник. Может, так она лучше вписывалась в интерьер, а может, хотели скрыть надпись – «м л Е Н», а также инициалы автора. Ведь Екатерина вышла замуж и отнюдь, как вы понимаете, не за Аркадия. Вот и все, Вовчик.

Щеглеватых молчал, глядя куда-то вбок.

– Кстати, Кособуцкий был талантлив, поэтому портрет, теперь уже с точной атрибуцией, станет украшением музейной экспозиции. Герман сработал отлично, выглядит полотно просто превосходно!

– Молодец, как соленый огурец, – пробурчал Вольдемар.

– Не пойму, чем ты недоволен? Находка на нобелевскую премию не тянет, конечно, все же не Строганова нашлась и не Виже-Лебрен, но вещь качественная. И кстати, Чернышевский – молодец. Почти был прав.

– Вот именно, почти…

– Да любой мог подумать, что это Строганова!

– Так, Дора дорогая, добрая такая! Катись уже домой. У меня дел невпроворот.

Лора пожала плечами и отправилась восвояси.

Итак, интрига раскрыта. Что же теперь? Позвонить Герману? Но повода уже нет. И вообще, если он сам не звонит, значит, ему не надо. А раз ему не надо, то ей и подавно… Она вытащила из сумки телефон и быстро набрала номер. Он ответил после первого сигнала. Выходит, ждал?

– Фриц, звоню, чтобы поблагодарить вас…

– Царевна, мы сможем сегодня увидеться? – прервал он ее галантную речь.

Лора проглотила что-то круглое, застрявшее в горле.

– Да. Сможем. Я приеду.

– Приезжай.

Герман открыл окна мастерской. За день они нагрели помещение так, что стало нестерпимо душно. Он вышел на улицу и тут же услышал рокот мотоцикла. Взрывая пыль, у крыльца остановился огромный байк с мордой волка на бензобаке. Герман улыбнулся и поднял руку. С байка слез здоровенный рыжий детина с бородой и волосами до пупа, а следом, перекинув через сиденье неописуемо длинные ноги, девушка в косухе и черных кожаных штанах.

Она была в шлеме, но Герману хватило одного взгляда на эти ноги, чтобы ее узнать.

– Здравствуй, Лиза.

Девушка сняла шлем и посмотрела пристально. Детина подошел и с ходу облапал.

– Фриц, сволочь ты последняя, куда запропастился?

– Привет, Бзик, – отвечая на медвежье объятие, поздоровался Герман.

– Здорово, бро! А мы тут мимо ехали, дай, думаем, заскочим к затворнику нашему гатчинскому. Так что, ты рад?

– О чем разговор, Бзик. Лиза, заходи.

Но Лиза заходить не торопилась. Прислонившись к байку, она вытянула свои бесконечные ноги и, открыв банку пива, сделала глоток.

Байкер со странным прозвищем Бзик был армейским приятелем Германа. Правда, с тех пор он сильно изменился. В армии Бзика звали рядовой Блинов: был он тощ, прыщеват и запуган наглыми «дедами», служившими второй год. Герман тогда только пришел из учебки и, хотя об армейских порядках все давно знал, почему-то не смог стерпеть издевательств над пареньком. Он так рассвирепел, что раскидал троих матерых мужиков и собирался драться до последнего. «Деды» это поняли и, к его счастью, остановились. Хватило ума. Закончилось все тем, что от Блинова отстали, а его, как ни странно, зауважали. С тех самых пор Бзик его любил как родного папу и при любой возможности заезжал, хотя давно жил в дороге и, кажется, сам забыл, что прописан в деревне Лысково нижегородского уезда.