Загадка номера 622 - Жоэль Диккер Страница 13

– И уезжает всегда на выходные, к его услугам лучшие отели и рестораны, – добавил Тарногол. – Макер запустил руку в кассу и отлично проводит время!

– Почему же никто ничего не замечал? – спросил Орас.

– Как вы понимаете, сотрудник бухгалтерии не станет придираться к будущему президенту банка, выясняя, обоснованны ли его счета на возмещение расходов, – ответил Тарногол. – Себе дороже! Поверьте, они догадывались, что дело нечисто, но держали язык за зубами.

– Может, Макер ведет двойную жизнь? – предположил Жан-Бенедикт. – Изменяет Анастасии?

– Какая разница, – возразил Орас. – Макер волен распоряжаться собой как угодно, но деньги банка ему не принадлежат. Он нас обокрал.

– Правильно ли я понимаю, что вы измените свое решение? – спросил Тарногол.

– О да! – кивнул Орас. – Лично я голосую за Льва Левовича! Хватит Эвезнерам гулять по буфету!

•

От рассказа кузена Макера прошиб холодный пот. Ездить за счет банка было, конечно, грубейшей ошибкой.

– О чем ты вообще думал?

– Я все возмещу! – воскликнул Макер. – До последнего цента. Организуй мне встречу с Тарноголом и отцом, я им все объясню.

– На твоем месте я бы повременил. Утром я говорил с ними обоими по телефону. Статья в “Трибюн” о твоем назначении не слишком их обрадовала, как ты понимаешь. Зачем ты похвастался журналистам, не получив подтверждения?

– Я? – Макер совсем отчаялся. – Ну не я ведь звонил в газету, в конце концов! Зачем бы я стал это делать?

– Не знаю. Все равно надежды на благополучный исход у тебя мало.

– Побойся бога, я Эвезнер! – вскричал Макер. – На фронтоне этого банка стоит моя фамилия.

– Не продай ты свои акции Тарноголу пятнадцать лет назад, сегодня стал бы президентом. Пеняй на себя!

Макер мрачно взглянул на кузена: этот жополиз Жан-Бен будет еще его жизни учить! Подумать только, когда Жан-Бенедикт пришел в банк, он, Макер, взял его под свое крыло. Он всегда был рядом, всегда помогал ему, выручал с клиентами, когда показатели падали и приходилось мухлевать. Но стоило деду Хансену помереть, как Жан-Бенедикт помчался на верхний этаж, поскорее занять второе место Хансенов в совете директоров. И вот теперь его сиятельство ходит гоголем по коридорам банка!

Макер еле удержался, чтобы не прикрикнуть на него, но подумал, что ему теперь следует вести себя осмотрительнее. Лучше сблефовать.

– Что ты себе навоображал, Жан-Бен? Что я сдамся? Ты плохо меня знаешь! Я опротестую выборы. По-твоему, я сидел сложа руки целый год, ожидая, пока меня соблаговолят избрать? И вот так, за здорово живешь, вверил свою судьбу Тарноголу и тебе с отцом? Я давно уже принял меры.

– В каком смысле “принял меры”? – спросил Жан-Бенедикт, и в его голосе послышалась тревога.

Макер свысока посмотрел на кузена и многозначительно промолчал. Во-первых, чтобы сообразить, что ответить, а главное, чтобы насладиться своим превосходством, которое он всегда ощущал в обществе Жан-Бена.

– С моей стороны было бы неосторожно с тобой откровенничать, – наконец изрек он. – Ладно, будь здоров!

Он сделал вид, что уходит, и, как он и предполагал, кузен удержал его.

– Подожди, Макер. От меня ты можешь ничего не утаивать. У тебя никогда не было причин во мне сомневаться. Я собирался сегодня все тебе рассказать. С самого начала года именно я изо всех сил защищаю тебя на заседаниях совета.

Макер кивнул, словно его убедили слова Жан-Бена. И бросил ему небрежно:

– В банке будет чистка.

– Чистка? Мне очень не нравится это слово, – забеспокоился Жан-Бенедикт.

– И правильно не нравится, – ответил Макер, еще глубже увязая во лжи. – К твоему сведению, уже скоро год, как мои адвокаты создали рабочую группу. В обстановке полной секретности они тщательно изучили ситуацию и придумали способ оспорить последнюю волю моего отца. Представь, они нашли лазейку: его завещание не имеет никакой юридической силы! Независимо от того, что решит твой говенный совет, мне достаточно будет передать дело в суд, и голосование признают недействительным. Я стану мажоритарным акционером банка, а значит, и президентом.

– Что ж ты молчал?

Макер сардонически ухмыльнулся:

– Во-первых, я надеялся, что совет сохранит мне верность, тогда мы могли бы позволить себе переходный период, действуя исключительно в интересах банка. Зачем попусту шум поднимать. Кроме того, мне хотелось понять, кто на самом деле мне предан, а кто готов нанести удар исподтишка. Так что твоему отцу и Тарноголу недолго осталось надо мной потешаться, как только я приду к власти, они оба у меня вылетят из банка, и с ними заодно вся прочая гнусь, те, кто кинул меня после смерти отца и проявил ко мне неуважение. Вот тебе и чистка!

– Я всегда тебя поддерживал, – напомнил Жан-Бенедикт, рассчитывая выйти сухим из воды.

– Я в курсе, дорогой кузен. Не волнуйся. Но тебе надо еще немного потрудиться, чтобы я дошел до самого верха.

Жан-Бенедикт задумался:

– Все это еще вилами по воде писано. У тебя один конкурент – Левович, правда, чаша весов явно склоняется в его пользу. Но кто знает. Окончательное решение будет принято советом только в субботу, поздно вечером, в “Паласе Вербье”. До тех пор возможны варианты.

В его словах Макеру почудился проблеск надежды, и он сказал уже увереннее:

– Если я правильно понимаю, у меня еще есть пять дней, чтобы убедить Тарногола проголосовать за меня! – Если тебе удастся убедить Тарногола, – подбодрил его Жан-Бенедикт, – считай, победа у тебя в кармане. Мой отец присоединится к его голосу. А уж во мне можешь не сомневаться. Небо над головой Макера внезапно прояснилось – ему надо всего‐то уговорить одного человека, и его изберут единогласно. – Спасибо за поддержку, дорогой Жан-Бен, – проговорил Макер неожиданно великодушным тоном и отправился к себе в кабинет, чтобы подумать в тишине, как подступиться к Тарноголу. Войдя в приемную, он увидел, что Кристина одевается, очевидно собираясь выйти. – Вы куда? – В “Отель де Берг”. У меня по‐прежнему нет никаких известий от Левовича. Исчезать без предупреждения не в его правилах. Дозвониться ему невозможно. Я даже связалась с консьержем отеля, но он уверяет, что в номере никто не отзывается и он не видел, чтобы Лев выходил сегодня утром. Как в воду канул. Консьерж отказывается заходить в его апартаменты, говорит, “такова политика нашего отеля”. Вдруг с ним случилось что‐то ужасное… При упоминании “чего‐то ужасного” лицо Макера просветлело. Если Левовича хватил удар прямо в ванной, ему незачем переубеждать Тарногола, он и так станет президентом. Все‐таки жизнь прекрасна. Макер чуть было сам не бросился в отель, чтобы лично обнаружить скрюченное тело на мраморном полу. Спокойно. Надо, чтобы Лев остался как минимум парализованным до конца жизни. Ни к чему сразу вызывать “скорую”. Макер взглянул на часы – они показывали четверть двенадцатого – и подумал, что Левовичу неплохо бы проваляться без движения еще часок по крайней мере. – Никуда вы не пойдете, Кристина, – сказал он. – Вы мне нужны здесь, сейчас не время отправляться на прогулку.