Шпионы, не вернувшиеся с холода - Чингиз Абдуллаев Страница 13

Караев молчал. Он понимал, что Большакову нужно простовыговориться. Кажется, у генерала заблестели глаза.

– И, наконец, подполковник Лучинский. – Генералпроизносил каждую фамилию так, словно это было личное оскорбление, котороенаносили именно ему. – Подполковник Лучинский Григорий Яковлевич, –повторил Большаков. – Вы его знаете?

– Нет. Лично не знаком.

– Лучинский один из самых порядочных и мужественныхофицеров, которых я когда-либо встречал в своей жизни, – продолжалБольшаков, – я даже не знаю, что именно мне нужно вам рассказать. Онвоевал еше лейтенантом в Афганистане, прошел через все горячие точки бывшегоСоветского Союза. В Приднестровье был тяжело ранен, контужен. В Чечне потеряллевую руку. Был комиссован, сам попросился в нашу организацию. Получил званиеГероя России. У вас нет другого списка?

Караев по-прежнему молчал. Он понимал, почему так бурнореагирует генерал.

– Вы помните историю с героем Советского Союза, которыйоказался предателем? – неожиданно даже для самого себя спросилКараев. – Ведь тогда никто даже предположить не мог, что он способен наподобное. Кажется, его фамилия была Кулак или что-то в этом роде. Иногда такоеслучается~

– Это не тот случай, – возразил Большаков. –Лучинский щепетилен до мозга костей. Вы знаете, что он сделает, если узнает,что вы включили его в список подозреваемых? Я вам скажу. Он возьмет пистолет изастрелится. Есть такие офицеры и в наше время, Тимур Аркадьевич, для которыхчесть и любовь к Родине не пустой звук. Еще остались~

– Я понимаю, – глухо ответил Караев. – Если высчитаете, что я азербайджанец и не чувствую вашей любви к Родине~

– Я этого не говорил, – перебил его Большаков, – иникогда не скажу. И вы не говорите никогда. Насколько я помню, ваша бабушка поотцу была еврейкой и значит, ваш отец тоже еврей. А Лучинский, между прочим,молдованин по отцу. Писаренко – украинец, Кучуашвили – грузин. Мы все жили водной большой стране, Тимур Аркадьевич, и одинаково честно служили своейРодине. Даже если сейчас нашу страну растащили по национальным квартирам. Новаш список меня просто огорчил. Очень огорчил. Здесь нет ни одного человека, закоторого я не мог бы поручиться. Ни одного. Только Лучинского я знаю восемьлет, остальных гораздо больше. В организации нет случайных людей. Если хотитемое мнение – каждому из них я безусловно доверяю. И не на девяносто девятьпроцентов, а на все сто. Я скорее поверю, что сам являюсь резидентом американскойразведки, чем в виновность моего друга Павла Писаренко. Ошибки исключены?

– Полностью, – прямо ответил Караев. – Я поэтомустолько раз и перепроверял. Только эти четыре офицера, и больше никто.

– Будем считать, что я принял вашу бумагу, – тяжеловздохнул Большаков, – и теперь вы уйдете, а я должен решить, что мнеделать. И как мне проверять людей, которых я знаю десятки лет. Что вы об этомдумаете?

– Я не считаю, что внешнее наблюдение может датькакие-нибудь результаты, – осторожно предположил Караев, – мне нужноваше разрешение и несколько сотрудников в помощь, чтобы начать работу покаждому из этой четверки.

– Для организации наблюдения нужно иметь три парысотрудников. Помноженные на четыре. Иначе говоря, вы хотите, чтобы я выделилвам двадцать четыре человека? У меня просто нет столько сотрудников.

– Я уверен, что мы ничего не выясним, организовав наружноенаблюдение, – повторил Караев. – Если «крот» один из них, он не будетискать примитивных контактов с каким-нибудь связным или встречаться с американскимдипломатом. Все будет организовано так, чтобы любой наблюдатель ничего не смогпонять. Поэтому мне не нужны двадцать четыре человека. Мы будем работать сдокументами и с конкретными людьми. Но не следить за ними, а проверять ихдеятельность за последнее время.

– Сколько людей вам понадобится?

– В идеале четверо, но можно троих. Я думаю, мы справимся.

– Я дам вам двоих. Чем меньше людей будет знать о вашемсписке, тем лучше. И учтите, что все результаты вашей проверки вы должны будетедокладывать лично мне. Только мне и никому другому. Ни при какихобстоятельствах.

– Конечно.

– Вы свободны, – наконец сказал Большаков. Караевподнялся, собрал свои бумаги и пошел к выходу.

– Тимур Аркадьевич, – остановил его генерал, когда онуже выходил из кабинета. Караев обернулся.

– Вы хотя бы понимаете как больно вы мне сделали? –неожиданно спросил Большаков.

– Понимаю, – тихо ответил Тимур и вышел из кабинета.

Оставшись один, Большаков снова посмотрел на список ипоморщился. Затем открыл ящик стола, достал коробочку с лекарством. Исоединившись со своим секретарем, попросил принести ему стакан теплой воды. Унего давно не было такой сердечной аритмии.