Душа в черной маске - Марина Серова Страница 12

– Потом здесь я стала жить, – добавила Наташа. – Теперь вот даже не знаю. Я тоже хотела в Тарасов переехать, а сейчас родителей одних оставлять… Они меня вообще отпускать не хотят, мать вон истерику устроила – не пущу ни за что!

– Наташа, а поподробнее о Ваське Рычкове можно узнать? – спросила я.

– Можно, – вздохнула девушка. – Хотя я мало что знаю – я все-таки младшая сестра. Ну, ходил он к нам, вроде женихался – я уж не знаю, как это правильно называется. А Маша… Да она понимала, что Васька ей не пара. Она как в институт поступила, приехала сюда, на смех его подняла… Я уж не помню, в чем там дело было, но он какую-то глупость сказал. Обижался потом… И сегодня – ведь это надо так напиться! Считай, только на это и способен.

– Ну а что за человек он? – продолжала я расспросы.

– Да обычный парень! – отмахнулась Наташа с неким даже, как мне показалось, раздражением. – Ничего особенного.

– А о Егоре тебе сестра действительно ничего не рассказывала?

– Нет, – пожала плечами Наташа. – Мне, конечно, интересно было с ним познакомиться, кто это такой, и все прочее… Но Маша твердо сказала – нет. Она вообще такая у нас упрямая – если что решила, то сложно переубедить.

– А ты такая же упрямая? – с улыбкой спросила я.

– Я? – как-то растерялась младшая сестра. – Ну, я… Мама говорит, что упрямая…

– Конечно, упрямая! – подтверждение не заставило себя долго ждать. Оно прозвучало из уст матери, которая появилась в дверях комнаты и вклинилась в наш разговор. – Вот вы скажите – чем у нас плохо? У нас в последнее время и с работой хорошо, и дискотеки… Главное, все на виду, и никто убивать никого не убивает. А там что? В общем, как хочешь, а не пущу тебя никуда! Никуда не пущу!

– Мама! – раздраженно вскочила Наташа с кресла. – Человеку это совсем неинтересно.

– Иди, к отцу вон иди, а то сейчас как бы за бутылкой не полез с горя, иди, успокой, – замахнулась мать на дочь, и та не стала распалять конфликт, быстро удалилась из комнаты.

Мать же заняла то место, на котором только что сидела Наташа.

– Ну, спрашивайте, что вы хотели узнать? Вы меня извините, у меня ведь такое горе, такое горе!

– Конечно, конечно, – успокоила я Александру Петровну. – Скажите, вам известно что-нибудь о том, с кем ссорилась ваша дочь в последнее время?

Александра Петровна покачала головой.

– Ведь она жила не с нами, а если и приезжала, то на день-два, может, на неделю. Спрошу ее, как дела, – а она: «Нормально, мам! Нормально!» Спрошу насчет учебы, а она: «Нормально!» Все у нее нормально! – воскликнула мать с каким-то упреком. – А оказалось, что совсем не нормально.

– То есть вы ничего не знаете, – констатировала я.

– Нет, – сказала Александра Петровна. – Маша у нас с самого детства была такая, как бы это сказать – самостоятельная. Не кричала, не топала ногами, а все равно сделает все по-своему. Такой вот у нее был характер. Да и у Наташки тоже…

«Да, с целеустремленностью у сестер все в порядке», – мысленно отметила я.

– Ведь я ничего этого не понимаю – английский, всякие другие науки. Я всю жизнь на заводе проработала, вон вместе с отцом, – кивнула Александра Петровна на дверь в соседнюю комнату. – А Машка, она другая, все время куда-то стремилась, учиться… Это неплохо, я всегда была за это. Но… Вы видите, что вышло-то! Это у кого же рука поднялась! Я не верю, что Маша сама в чем-то там виновата, не верю! Она и заботливая, и добрая, и ласковая! Вон Наташа говорила, что на работу устроилась, чтобы денег хватало. А у нас девки кто уезжает в город, знаете, кем становятся? Проститутками! – Александра Петровна понизила голос.

Наличие у Маши каких-то материальных хищнических, патологических интересов мать с негодованием отвергла.

– Копейки чужой никогда не брала! Ни я, ни она, ни Наташка!

Правда, я отметила, что насчет младшей своей дочери мать произнесла эту фразу не столь уверенно.

Что касается возможных связей Маши с каким-то незаконным делом, то мать, естественно, тоже выразила полное неприятие этой версии.

– Ну а подруги, Александра Петровна? Может, здесь была какая-то подруга, с кем Маша делилась?

Мать немного подумала, потом отрицательно покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Маринка была. Но она вышла замуж и уехала в Пензу, а это далеко. Только письма писала, а Машку-то и не видела полтора уже года. Мы ей позвонили, она, конечно, приехала сюда, но что она может сказать? А больше никого и не было. Я уж ее спрашивала – с кем подружилась в городе-то? А она мне отвечала, что есть по институту там подружки, но все это ерунда, особо они ей не нравятся… Да и некогда, все училась да работала.

В общем, и здесь никаких следов, которые могли бы вывести меня на людей, знавших о жизни Маши в городе, я не обнаружила.

– А молодые люди? – задала я казавшийся мне последним вопрос.

– Да что молодые люди?! – махнула рукой мать. – Вон Васька Рычков был, да что от него толку! Она и знать его не хотела, как только в город уехала. Он-то в город тоже часто ездил, на «Газели» на своей, да как-то раз приехал – и ко мне. Пьяный был… «Тетя Шура, – говорит, – ваша дочь зазналась совсем, меня выпроводила, говорит, у меня дел полно, а ты пришел со своими глупостями…»

– С какими же глупостями он пришел? – поинтересовалась я.

– А я откуда знаю, – отмахнулась Александра Петровна. – Наверное, приставал, что ли… Не знаю я. Но только после этого случая Васька при встрече со мной голову отворачивал, стеснялся.

– Когда это было?

– Да с год, наверное, уже… Прошлым летом, что ли, – напрягла память мать.

«Рычкова взять на заметку на всякий случай», – отметила я про себя.

– Не знаю, чем вам помочь… – развела руками Александра Петровна. – Но уж коли вы занялись этим делом, то я хочу, чтобы вы нашли этого гада, нашли!

Она снова всхлипнула.

– А про молодого человека по имени Егор Маша никогда не упоминала? – вдруг вспомнила я.

– Нет, – в очередной раз разочаровала меня мать.

Продолжать дальше разговор явно не имело смысла. Поэтому я как могла успокоила Александру Петровну и заверила ее в том, что постараюсь выяснить, кто на самом деле убил ее дочь. Я ничего не сказала про то, кто платит за мое расследование, а Александра Петровна и не поинтересовалась.

Я сочла лишним рассказывать ей о Синявской и о ее подозрениях насчет Маши.

За окном был уже вечер, когда я позвонила в красиво обитую рейками дверь, на которой красовалась табличка «Абрамов Алексей Николаевич».

Мне открыл пожилой человек с большими залысинами, но очень благородным лицом. Чем-то он напоминал мне моего недавнего знакомого, Владимира Николаевича Любимова.