Я – убийца - Себастьян Фитцек Страница 12

– Ничего. – Волнение сменилось большим облегчением, когда выяснилось, что Симон нажал на кнопку экстренного вызова случайно. Удостоверившись, что с ребенком все в порядке, Пикассо оставил его наедине с нервничающим адвокатом.

– Вы нравитесь Карине, – начал разговор Симон. – А Карина нравится мне. Так что я ничего против вас не имею. – Мальчик подтянул колени и сложил ноги под одеялом по-турецки. – У нее сегодня выходной?

– Э-э-э, нет. То есть я не знаю. – Штерн медленно пододвинул стул к единственной кровати, стоящей в палате, и сел. Симон заметил, что адвокат бы одет почти так же, как позавчера, когда они встретились на заброшенной фабрике. Вероятно, в его шкафу висело несколько темных костюмов.

– Вам нехорошо? – спросил он.

– Почему?

– Карина сказала бы, что вы выглядите неважнецки.

– Я плохо спал.

– Разве из-за этого сердятся?

– Иногда.

– А, я знаю, что вам мешает. Извините. – Симон потянулся к ящику прикроватной тумбочки и вытащил парик из натуральных волос. – Позавчера вы даже не заметили, верно? Это мои настоящие. Мне обрезали их, прежде чем профессор Мюллер начал работать чернильным ластиком.

– Чернильный ластик?

Умелым движением Симон нахлобучил парик, прикрыв им нежный пушок у себя на голове.

– Да, иногда они обращаются здесь со мной как с малышом. Я, конечно, знаю, что такое химиотерапия, но главврач объяснял мне это, как трехлетнему. Сказал, что у меня в голове находится большое темное пятно, а таблетки, которые я принимаю, сотрут его. Как ластик для чернил.

Симон проследил за взглядом адвоката, который изу чал полочку рядом с кроватью.

– Интерферон я больше не принимаю. Врач считает, что сейчас можно обойтись и без него. Но Карина рассказала мне правду.

– Что именно?

– Побочные эффекты очень опасны. – Симон слегка улыбнулся и быстро приподнял парик. – Нельзя уничтожить эту штуку, не убив при этом меня самого. Четыре недели назад я даже заболел воспалением легких, и меня перевели в отделение реанимации. После этого больше не было ни химио-, ни лучевой терапии.

– Мне очень жаль.

– Мне нет. Сейчас у меня хотя бы не идет кровь из носа, а тошнота бывает только по утрам. – Симон сел в кровати и подоткнул себе под спину подушку-цилиндр. – А теперь вопрос вам, – сказал он, пытаясь подражать взрослым, которых видел в детективных сериалах по телевизору. – Вы возьметесь за мое дело?

Адвокат засмеялся и впервые выглядел как человек, которого можно полюбить.

– Еще не знаю.

– В общем, дело обстоит так. Я боюсь, что сделал нечто нехорошее. Я не хочу…

«…умереть, не зная, правда ли я виновен», – хотел сказать он. Но взрослые всегда так странно реагировали, когда он заговаривал о смерти. Они грустнели и гладили его по щеке или быстро меняли тему. Симон не договорил, решив, что адвокат и так его понял.

– Я пришел, чтобы задать тебе несколько вопросов, – поспешно произнес Штерн.

– Валяйте.

– Ну, я хотел бы знать, что ты делал в свой день рождения.

– Вы имеете в виду сеанс регрессивного гипноза у доктора Тифензее?

– Да, именно. – Защитник по уголовным делам раскрыл блокнот в кожаном переплете и приготовился записывать маленькой ручкой. – Я хочу знать об этом все. Что ты там пережил и что еще знаешь о трупе.

– О котором трупе? – Симон перестал улыбаться, когда на лице Роберта Штерна отразилось замешательство.

– Мужчины, которого мы нашли. Которого ты… э-э-э…

– А, вы о том парне, которого я зарубил топором, – ответил Симон с облегчением, что недоразумение прояснилось. Только его адвокат казался по-прежнему озадаченным. Поэтому Симон попытался ему все объяснить и закрыл глаза. Так получалось лучше всего, когда он хотел сосредоточиться на голосах, звучавших у него в голове, и на ужасающих картинках, которые становились отчетливее после каждого обморока.

Задушенный полиэтиленовым пакетом мужчина в гараже.

Кричащий ребенок на плите.

Кровь на стенах автофургона.

Он был в состоянии вынести эти сцены только потому, что все это случилось давно. Десятилетия назад.

В какой-то другой жизни.

– Существует не один труп, – тихо сказал Симон и снова открыл глаза. – Я убил много людей.