Непредвиденная опасность - Эрик Эмблер Страница 12

Он читал о таких вещах, но сейчас никак не мог вспомнить, как это делается. Смутно припомнил, что надо проверить, не просматривается ли «слабого биения сердца». Как именно это делается — другой вопрос. Попробовать прощупать пульс — нет, у него точно не получится. Да он собственный пульс мог прощупать с трудом! Возможно, следует расстегнуть окровавленную рубашку Захса и прижать ладонь к тому месту, где находится сердце. Кентон стиснул зубы и начал с жилета. А потом вдруг заметил, что ему не удается расстегнуть очередную пуговицу, потому что пальцы стали скользкими. Кентон понял, что руки у него в крови. И тут же вскочил. Лоб его был в поту. Споткнувшись об истерзанный чемодан Захса, Кентон бросился к раковине, пустил воду и долго мыл руки. Затем обернулся и покосился на тело. И тут вдруг почувствовал, что полностью теряет над собой контроль. Он должен поднять тревогу, вызвать полицию и так далее. Это не его дело — пытаться оживить труп. И вообще надо убираться отсюда, и как можно быстрее. Кентон торопливо прошел через гостиную в темный коридор.

Теперь он уже больше не видел Захса, и самообладание постепенно начало возвращаться. Он стоял у двери и думал.

Какие именно шаги ему следует предпринять? Ночной портье пьян в стельку и спит. Вступать с ним в разговор бесполезно. Ближайший полицейский может находиться в нескольких кварталах отсюда. Надо воспользоваться телефоном внизу и вызвать полицию.

Кентон уже собрался осуществить это намерение, как вдруг его посетило другое соображение. Как он будет объяснять свое присутствие на месте преступления? Ведь австрийская полиция непременно потребует объяснений. Начнет задавать разные вопросы.

— Кто вы по профессии?

— Журналист.

— Ага. И из какого именно журнала?

— Не из журнала, не из газеты, я независимый журналист.

— Вот как! И откуда прибыли?

— Из Нюрнберга.

— С какой целью?

— Занять денег в Вене.

— Стало быть, страдаете от нехватки денег?

— Да.

— Тогда почему же не поехали прямо в Вену?

— Случайно познакомился с покойным в поезде, и покойный попросил меня об одном одолжении.

— Вот как? О каком же именно одолжении?

— Отнести конверт с ценными документами в отель «Джозеф».

— Но ведь покойный сам остановился в отеле «Джозеф». Зачем ему понадобилось просить кого-то еще отнести туда ценные документы?

— У меня нет ответа на этот вопрос.

— Очевидно, господину Кентону обещали заплатить за эту услугу?

— Да. Шестьсот марок.

Кентон представил, как насторожатся они, услышав этот ответ.

— Но откуда господину Кентону было знать, что у покойного имелись эти деньги?

— Господин Захс сам их показал, еще в поезде.

— Так, значит, у вас была возможность проверить содержимое кошелька покойного?

— Да, но…

— И господин Кентон ехал в Вену занять денег?

— Да.

— И видно, решил: зачем ехать, раз можно взять здесь и сейчас! Верно?

— Нет, покойный сам настаивал, чтобы я взял эти деньги за услугу.

— И господин Кентон последовал за покойным в отель «Джозеф»?

— Да, но…

— И потом господин Кентон ударил покойного ножом?

— Ничего подобного!

— А затем, испугавшись своего деяния и желая сбить полицию со следа, позвонил по телефону и позвал на помощь? Верно?

— Полная ерунда!

— Ночной портье утверждает, что господин Кентон спрашивал господина Захса вскоре после того, как последний прибыл в гостиницу. И еще он говорит, что господин Кентон нервничал и проявлял нетерпение.

— Я всегда произвожу впечатление человека несколько нервного. А что касается нетерпения, то оно было продиктовано бестолковостью этого портье. Кроме того, господин Захс уведомил его, что к нему должны прийти.

— Вот как? Что-то ночной портье этого не припоминает!

— В ту ночь портье был пьян.

— Возможно. Но не настолько пьян, чтобы не опознать вас, господин Кентон.

Кентон вернулся в маленькую гостиную. Никоим образом нельзя фигурировать во всей этой истории, твердо решил Кентон. Даже если удастся убедить полицию в том, что к убийству он не имеет ни малейшего отношения, задержат его здесь надолго. Придется проторчать в Линце как минимум несколько недель. Единственный выход — бежать отсюда, пока еще не поздно. Но сперва надо кое-что сделать. И тщательно все продумать, чтобы не ошибиться.

Какое-то время Кентон колебался, затем все же вошел в спальню и снял с гвоздика в стене небольшое зеркальце для бритья. Затем подошел к трупу, наклонился, прижал зеркальце к губам Захса и подержал так минуту или две. Потом отнял и посмотрел. Ни следа влаги на гладком стекле!

Убедившись, что врач уже ничего не сможет сделать для этого человека, Кентон повесил зеркало на прежнее место и снова вернулся в гостиную. Закрыл дверь, выходящую в коридор, уселся в кресло лицом к спальне и закурил сигарету.

Одно было совершенно очевидно. Тот, кто убил Захса, охотился за конвертом, который находился сейчас в кармане у него, Кентона. Поэтому убийца так располосовал чемоданчик, изрезал даже подкладку пиджака, так что в этой части опасения Захса оправдались. Второй момент. Убийца не получил желаемого. То была тревожная мысль: это означало, что убийца может находиться где-то неподалеку. Отметая сильнейшее желание заглянуть под кровать, Кентон передвинул свое кресло так, чтобы на него падал свет из спальни.

Прежде всего надо узнать, что находится в конверте. Кентон достал его из кармана и торопливо вскрыл.

Поначалу ему показалось, что содержимое состоит из листов чистой бумаги. Но потом заметил, что между этими листами проложены глянцевые фотографии.

Он достал их и расправил. Всего снимков было пятнадцать. На первых двух — изображения крупномасштабных карт, испещренных какими-то крестиками и цифрами; остальные тринадцать представляли собой миниатюрные фотокопии листов бумаги формата 13x17 дюймов с плотным машинописным текстом.

Он всмотрелся в текст. Написано по-русски, и он перебрал их все, пока не нашел то, что, судя по всему, представляло собой титульный лист. Русский он знал не слишком хорошо, но достаточно, чтобы понять, о чем идет речь в заголовке и первых строчках.

Кентон прочел следующее: