Бисер для трех поросят - Татьяна Сахарова Страница 12

— На карточках — неприкосновенный запас. А так я смогу сама себя содержать.

— Ага. Только твой парикмахер берет по сорок долларов за стильную укладку. Маникюрша довольствуется лишь двадцаткой, а абонемент в тренажерный зал обходится больше сотни баксов в месяц. Я уже не говорю про мартини, креветочный мусс и суши. Ты готова без всего этого обходиться? Если нет, то должна тебя предупредить, что на доходы администратора ты особо не разгуляешься.

— Плевать. Главное, я докажу этому самодуру, что смогу обходиться без его жалких подачек. — Женька явно вошла в раж. В данный момент бесполезно убеждать ее в том, что четырехзначные суммы в твердоконвертируемой валюте, исправно оседающие на ее банковских счетах, грешно обзывать подачками. Поэтому я не стала биться лбом о глухую стену, а спокойно проговорила:

— Я не пойду на работу. Все. Точка. Можешь считать меня конченой истеричкой, но трупы своих начальников я нахожу не каждый день, вернее сказать, не каждую ночь.

— Нет, ты не истеричка, ты предательница. Из-за какого-то валявшегося на асфальте мужика бросаешь лучшую подругу на произвол судьбы, да?

— Вовремя предать — это не предать, а предвидеть! А мое шестое чувство предвидит неприятности. И боюсь, что безвинно погребенные тараканы нас от этих неприятностей не спасут. К тому же ноги у меня в кровь растерты, а старые очки годятся только для домашнего употребления: оправа потертая, стекла в царапинах. Да в них я вообще похожа на черепаху Тортилу.

— Ты в любых очках похожа на Тортилу.

— Спасибо на добром слове, — проворчала я. — Умеешь поднять настроение в трудную минуту.

— При чем тут трудная минута? Я тебе давно талдычу, что с твоей внешностью нужно что-то делать.

— Оставь мою внешность в покое! И все равно в ресторан я больше не пойду. Ни за какие коврижки!

— Дело хозяйское, — фыркнула напоследок Женька и, надувшись, удалилась на кухню.

Оттуда незамедлительно долетел грохот кастрюль. Никакие переживания не заставят мою подругу отказаться от сытного завтрака.

* * *

В начале двенадцатого мы уже загружались в Женькину машину. По пути заехали к ней домой, вернее, даже не домой, а в ее подъезд. Естественно, никакого чемодана с вещами у консьержки не оказалось. Для Гришани произнесенные вслух угрозы сами по себе — сверхгероический поступок. Глупо было ожидать, что он действительно выставит за порог Женькины вещи. Правда, этот факт ничуть не уменьшил ее воинственного настроения. Она наотрез отказалась подниматься в свою квартиру, смирившись даже с тем, что ближайшее время ей придется провести в униформе, которая могла принадлежать покойнице.

Затем Женька довезла меня до стоянки, где осталась с ночи моя «Вольво», после чего наши дорожки разошлись. Я порулила на поиски ближайшей оптики, а моя подруга поспешила в ресторан.

Магазин, торгующий очками, отыскался практически сразу. Я выбрала симпатичную оправу и присела в кресло, ожидая, пока мастер вставит в нее стекла. Не прошло и десяти минут, как пиликнул мой мобильный.

— Маруська, ты где? — провизжала в трубку Женька.

— В оптике. Чего тебе надо?

— Давай там завязывай быстрее и дуй сюда, в ресторан. И бутылку коньяка купи по дороге.

— Зачем?

— Ну, я же тебе обещала, что будешь еще со своим замдиректора на брудершафт пить.

— Он что же, объявился на работе? — отказалась я верить собственным ушам.

— Явился не запылился твой покойничек. Демонстрирует лошадиное здоровье и махровую паскудность. Представляешь, углядел на ковролине одну несчастную соринку и потребовал от уборщицы пропылесосить весь зал по новой. А до открытия ведь всего несколько минут осталось. Так ты приедешь?

— Ладно, уболтала. Сейчас подъеду.

Правда, согласилась я вовсе не потому, что снова пошла на поводу у подруги. Мне просто необходимо было своими глазами увидеть человека, который вчера был безнадежно мертв, а сейчас раздает ценные указания уборщице.

Едва дождавшись, пока мастер закончит возиться с очками, я впрыгнула в машину и вернула свою «Вольву» на все ту же автостоянку неподалеку от ресторана.

Женька обнаружилась на кухне, поглощенная дегустацией какого-то аппетитного на вид блюда под чутким руководством добродушного шеф-повара.

— Уже добралась? — обрадовалась она. — Ух ты, наконец-то ты себе стильную оправку подобрала. Сразу на пару лет помолодела. Открывай рот. — С этими словами она затолкала в меня приличный кусок нежнейшего мяса с каким-то мягким, сладковатым соусом.

— Ладно тебе подлизываться, — пробурчала я с набитым ртом. — Потрясающе вкусно. Что это?

— Ты сначала проглоти. — Какое-то странное беспокойство закралось в душу, но я все же дожевала, после чего вопросительно уставилась на нее.

— Проглотила?

— Ага.

— Поздравляю. Мы теперь с тобой настоящие лягушатницы.

— Кто-кто? — в ужасе выдохнула я.

— Лягушатницы.

Лягушачья лапка, уже успевшая плюхнуться в желудок, активно запросилась назад, посягая на девственную чистоту кафельного пола и угрожая нанести сокрушительный удар по самолюбию шеф-повара. Женька, прекрасно осведомленная о моих проблемах с вестибулярным аппаратом, довольно ухмылялась, наблюдая, каких трудов мне стоит укрощение бунтующего организма. Но, следует отдать себе должное, — сила духа все же возобладала над зовом моей обманутой плоти.

Немного отдышавшись, я потянула Женьку в крохотную комнатушку, предназначенную для переодевания и отдыха персонала. Попутно высказала ей все, что думаю о ней самой, ее родственниках и о пращурах современных земноводных, французами-извращенцами превращенных в кулинарный изыск.

К счастью, никого из сотрудников в комнате отдыха в данный момент не было. Убедившись, что мы действительно наедине, я недоверчиво поинтересовалась:

— Ты Глеба Николаевича собственными глазами видела?

— Вот как тебя сейчас.

— И как он выглядит?

— Как живой. Вернее, он и есть живой. Хочешь, сама пойди убедись. Он у себя.

— Как ты себе это представляешь? Не могу же я просто так, без всякой надобности, взять и вломиться к нему в кабинет.

— Ты коньяк купила? — уточнила Женька.

— Разумеется, нет. Какой начальник одобрит пьянство в начале рабочего дня? Или ты предлагаешь мне зайти к нему с бутылкой и честно признаться, что вчера ночью мне померещился его труп.

— А почему бы и нет? Юмор сближает.

— Что ты нашла в этом смешного? Да и кто тебе сказал, что я намереваюсь с ним сближаться?

— Ну, ты прям точно собака на сене, — ворчливо отозвалась она, — сама не знаешь, чего хочешь.

— Я всего лишь хочу его увидеть. Если с ним все в порядке, то, следовательно, что-то не в порядке со мной. Галлюцинации — это тревожный звоночек.