Денежный семестр - Александра Романова Страница 12

И я храбро сделала шаг вперед, а Даша солидарно двинулась за мной.

Увиденное ошеломило меня не меньше, чем услышанное. Не могло не восхищать, что такое обилие и разнообразие звуков издавали всего пять человек, из которых четыре были женщинами, причем довольно хрупкого сложения. Все они (и единственный мужчина тоже) держали в руках по зеркальцу, в котором внимательнейшим образом изучали собственное отражение. И оно было достойно изучения! Язык вытянут вниз, у самых отчаянных доставая до кончика подбородка, верхняя губа ловко оттопырена, полностью открывая зубы. Причем каждый член загадочной секты старательно выговаривает «а-а, а-а» с той неповторимой интонацией, которая известна даже маленьким детям и вызывает однозначные устойчивые ассоциации.

Мое воображение зациклилось на протесте против невыплаты зарплаты, и после первого шока я решила, что таким образом люди дают понять, что они хотят есть, а есть им нечего. И желудки их настолько пусты, что возникли определенные физиологические проблемы.

Преисполнившись сочувствия, я решила что-нибудь сказать, однако меня опередила Даша.

— Это ФПК? — неуверенно поинтересовалась она.

В тот же миг лица людей переменились, засияв улыбками. Нас встретили, как самых желанных гостей, и объяснили, что сейчас проходят занятия по технике речи, или фонационному тренингу. Руководитель, Людмила Ивановна, оказалась очаровательной женщиной, необычайно увлеченной своим делом. Она считала, что преподавателям хорошо поставленный голос нужен не меньше, чем певцам, что мы губим свои голосовые связки постоянным перенапряжением, вместо того чтобы научиться ими должным образом владеть.

Я была целиком и полностью с нею согласна, поскольку нередко после работы была способна лишь хрипеть или шептать и как раз недавно с ужасом думала, что же меня ожидает, когда я начну читать лекции большому потоку. Так что Людмилу Ивановну смело можно было назвать подарком судьбы.

Однако не все, кого жизнь занесла на ФПК, разделяли мое мнение, и подавляющее большинство слушателей отсеялось после первого же занятия. Поэтому каждый неофит был на счету, особенно такой, как Даша или я, тут же с энтузиазмом бросающийся в пучину новой, неизведанной науки. Фонационный тренинг до конца остался для нас любимейшим предметом из тех, которые руководство университета предназначило для повышения нашей квалификации. Замечательные уроки доставляли мне массу удовольствия. Где еще взрослому человеку удастся вволю порычать, постонать, покричать, повыть? Хотя я не всегда была на высоте. Дело не в отсутствии старания, а в моем складе ума, заставляющем видеть смешное в самых обычных бытовых вещах. Ну как мне спокойно воспринимать хотя бы, например, упражнение, состоящее в зычном повторении фразы «денежек нет — поколачивай плешь»? Разумеется, я тут же представляла себе, что, разучив ее хорошенько, отправлюсь в расчетный отдел и испробую сей шедевр на наших бухгалтерах. Впрочем, они женщины и плешей не имеют. Лучше в ректорат. Там у нас все плешивые. Конечно, те, которые не лысые…

Еще труднее мне приходилось, когда мы перешли к тренировке мощности голоса и принялись регулярно аукать, складывая ладони рупором. Перед глазами у меня моментально вставал исчезнувший профессор Брауэр, и я начинала глупо хихикать. Не говоря уж о том, как я восприняла совет Людмилы Ивановны перед лекциями, едва войдя в аудиторию, обязательно разминать голосовые связки, десяток раз произнося: «Тройки, тройки, тройки». Я так и увидела поток студентов, радостно ринувшихся ко мне после первой же «тройки» с зачетками.

Разумеется, мои развлечения не исчерпывались постановкой голоса. Неиссякаемым и несравненным источником эмоций оставался сизис. Выяснилось, что ему требуются два оппонента и один рецензент, причем они не должны работать там, где я работаю, или там, где я защищаюсь, а также не должны иметь со мною совместных статей. Это несколько напомнило поиск математической книги без формул, однако научный руководитель и тут сумел мне помочь, в конце концов раздобыв подходящих индивидуумов.

Особую важность имела рецензия. Я пожалела, что не знакома с рецензентом и он будет оценивать мою работу, не ведая, сколь очаровательная особа ее создала. Не то чтобы я сомневалась в достоинствах собственной диссертации, но прекрасно понимала, что она вряд ли останется в веках. А кто разберет этого рецензента? Вдруг он привык к шедеврам? Все-таки работает в Академии наук…

В связи с вышеозначенным я весьма взбодрилась, когда Юсупов сообщил, что потенциальный рецензент на днях должен делать доклад о своих последних достижениях и мне не мешало бы там присутствовать. Естественно, поприсутствую! И уж тут-то постараюсь умаслить всесильного ученого, продемонстрировав ему свою женскую слабость. У него рука не поднимется меня обидеть.

Доклад меня несколько успокоил. Обычные добротные результаты, не блещущие откровениями. Слава богу, рецензент не гений, а нормальный человек. Однако я не успела вдоволь нарадоваться этому факту.

Из эйфории меня вывел мрачный голос шефа:

— И это все, что вы сделали?

— Да, — робко ответил докладчик.

— Ну вы хотя бы рассмотрели многомерный случай?

— Там такие неподъемные формулы…

Юсупов хмыкнул:

— Зато здесь сплошной примитив. Все, что вы тут порассказали, и без того очевидно. Я долго ждал, когда же вы перейдете к сути, а сути, что ли, вообще нет?

Я очнулась от первого шока, и меня затрясло. И послал же мне Бог научного руководителя! Рецензент его теперь возненавидит, но на нем отыграться, конечно, побоится и отыграется на мне. Неужели Юсупов этого не понимает? Раз не понимает, я ему объясню! Только надо подипломатичнее. И я попыталась незаметно для остальных обратить его внимание на себя. К сожалению, мне это удалось. Шеф не без удивления остановил на мне взгляд и неожиданно возгласил:

— Вот посмотрите на нее! — и укоризненно добавил: — Ведь она женщина.

Все посмотрели. Надеюсь, последнее заявление ни для кого не было неожиданностью. Мой пол достаточно ярко проявляется в моей внешности, и обычно я этим горжусь. Хотя искреннее осуждение в голосе научного руководителя впервые заставило меня понять транссексуалов. Продержав паузу ровно столько, сколько это сделал бы самый великий артист, Юсупов сурово заключил:

— Так у нее и то результаты качественнее…

И вздохнул столь душераздирающе, что я решила не предъявлять ему претензий. Ведь мы с рецензентом и без того нанесли ему сегодня глубокую душевную рану, поколебав устойчивое представление об умственном развитии полов.

Слава богу, рецензент проявил редкостную порядочность и, несмотря на нападки моего шефа, написал в точности то, что мне требовалось. Что касается оппонентов, оба сообщили, что я наверняка разобралась в своей диссертации лучше, чем они, и потому сама гораздо лучше них составлю отзыв. Что я и выполнила, добросовестно отыскав в своем труде множество достоинств и для приличия вскрыв парочку недостатков.

Жизнь била ключом. Я даже не представляла себе, что будет, когда к учебе и подготовке к защите прибавится еще и работа. В довершение ко всему, дабы окончательно заморочить мне голову, пришло письмо от Эрьяра — того самого французского математика, с факта ошибки которого начался мой сизис. Коллеги дружно уверяли, что он оказал мне огромную честь, начертав письмо от руки, а не набрав на компьютере. Однако честь эта явно была мне не по силам.