Утром деньги, вечером пуля - Наталья Александрова Страница 12

– Да что вы такое говорите! – возмутилась Надежда Михайловна. – Как можно клетку не закрыть! Это у нас самое главное дело, чтобы все клетки непременно заперты были. Вы только подумайте – ну, если попугай улетит, это еще полбеды, а если хищник какой-нибудь сбежит? Хоть та же куница, – Надежда показала на крупного рыжеватого зверька, затаившегося в углу просторной клетки. – Она хоть и не очень большая, а кошку загрызет запросто. Или другое домашнее животное. И это тоже не самое страшное. А если змея удерет ядовитая? Это ж вообще подсудное дело! Человеческие жертвы могут быть! Так что насчет клетки вы зря, клетку открытую у нас оставить не могли! Технику безопасности всегда соблюдали!

– Так что же это значит, – задумчиво проговорил Василий Макарович. – Выходит, что вашу попугаиху преступник унес? Тот самый, кто директора убил?

– Очень даже может быть! – согласилась Надежда Михайловна. – Одно только вам скажу – когда я уходила, Люка сидела на месте. Она мне еще вслед пропела: «Прощай, любимый город…» Знаете, песня такая была советская…

– Уходим завтра в море… – машинально продолжил Куликов.

– Вот-вот. А потом, когда меня ваш товарищ сюда для допроса вызвал, Люки уже не было и клетка открыта…

– Странно… – протянул Василий Макарович. – После убийства он еще и попугая прихватил?

Он еще раз оглядел зоомагазин, попрощался с Надеждой Михайловной и вышел на улицу.

Ему нужно было обдумать полученную информацию. Что-то в ней не увязывалось.

Неподалеку от зоомагазина располагалось популярное заведение общепита, известное среди местных жителей под названием «Застой». Официально оно называлось «Котлетная полянка», но всякого, кто заходил в гостеприимные двери этого заведения, охватывало ни с чем не сравнимое чувство ностальгии, он словно перемещался на тридцать лет назад, во времена развитого застоя.

Об этих временах напоминало все – от шатких пластиковых столов, кое-как вытертых грязной тряпкой, до немудреных закусок, выставленных возле стойки на всеобщее обозрение: рыжая бочковая сельдь с репчатым луком и отварной картошкой, та же сельдь под шубой, винегрет, опять же с сельдью, и, само собой, котлеты. Котлеты были двух видов – «домашние» и «аппетитные». Причем если «домашние» котлеты явно не имели ничего общего с настоящей домашней кухней, то «аппетитные» ни у кого не вызывали аппетита.

Впрочем, многочисленные посетители «Застоя» приходили сюда вовсе не ради еды: они приходили выпить водки в компании себе подобных и поговорить о давно минувших временах.

Дядя Вася прошел через просторное помещение котлетной, лавируя между столиками и невольно слыша обрывки задушевных нетрезвых разговоров:

– …вот ты думаешь, кем я был в восемьдесят шестом году?.. Ты даже не представляешь…

– …а эта зараза, жена моя бывшая, и говорит – чтоб я твою пьяную морду больше не видела…

– …я ему прямо так в лицо и сказал: как хотите, а я на это не согласный!.. Я токарь седьмого разряда, и на такое не подписываюсь!..

– … в комнату вхожу, а она с этим козлом в кровати…

– … я ведь доцентом был, и диссертация у меня была вот такая толстая… не помню, правда, на какую тему…

Откуда-то из глубины помещения доносился хрипловатый проникновенный женский голос, который выводил:

– Как же нам не веселиться и грустить от разных бед, в нашем доме поселился замечательный сосед…

За стойкой возвышалась королева котлетной, знаменитая Нюра – рослая плечистая женщина неопределенного возраста, с мелко завитыми неестественно светлыми волосами и губами кроваво-красного цвета, нарисованными несколько не на своем месте. В общем, классическая блондинка общественного питания.

Нюра оглядывала подведомственную котлетную и ее многочисленных клиентов, как капитан пиратского корабля оглядывает свой бриг и его разношерстную команду в предвкушении надвигающегося шторма. Нюра была не только буфетчицей, но в то же время финансовым директором «Полянки» и службой безопасности и со всеми этими обязанностями справлялась блестяще.

– А ну, мотай отсюда! – беззлобно рявкнула Нюра, когда к прилавку подошел плюгавый мужичонка в изжеванной кепке неопределенного цвета, которую в народе называют «плевок алкаша». – Ты мне еще с позапрошлого вторника сорок два рубля должен.

– Ну, Нюрочка, – мужичонка заглядывал ей в глаза преданным собачьим взглядом, – ну, Нюрочка, ты же меня знаешь – я всегда!.. Если у меня временные трудности, так это ничего… это пройдет, и непременно настанет светлое будущее!

– Именно, что я тебя знаю как облупленного! И если у тебя что и есть постоянное – так это временные трудности. Так что не надейся – в долг я тебе и двадцати грамм не налью!

Тут Нюра краем глаза заметила назревающий за одним из столиков скандал и проговорила вроде бы не очень громко, но чрезвычайно доходчиво:

– Эй, Клешня! Если не сбавишь обороты, я тебя лично выкину за пределы заведения, вместе со всеми твоими дружками! Ты меня знаешь, у меня рука тяжелая!

Клешня, мрачный сутулый мужик с искусственной рукой, повернулся к стойке и миролюбиво проговорил:

– Нюрочка, мы ничего! Это мы просто за отечественный футбол переживаем!

– Сбавьте обороты или будете на улице переживать! – строго предупредила его Нюра и повернулась к дяде Васе:

– Кого я вижу! Никак Василий Макарович! Вам грамм сто пятьдесят для начала и селедочки?

– Нет, Нюра, ты же знаешь, я не употребляю, – посуровел Куликов. – При моей работе это никак нельзя!

– Так вы же вроде как теперь свободный человек, на пенсию вышли?

– Эх, Нюра! – вздохнул дядя Вася. – Если бы на ту пенсию можно было прожить… Я к тебе вообще-то по делу…

– По какому такому делу? – Нюра насторожилась. – Вы же знаете, Василий Макарович, при моей работе…

– Ты, Нюра, слышала, что директора зоомагазина на Двенадцатой линии убили?

– Ну, уши есть, чего не услышишь! – ответила Нюра уклончиво.

– А что, никто из твоих соколиков об этом не трепался? – Куликов выразительно оглядел контингент котлетной.

– Да этих соколиков слушать – себе дороже! – отмахнулась Нюра. – Я как считаю: меньше разговоров – больше выручка!

Вдруг тот женский голос, который доносился из подсобного помещения, жизнерадостно грянул:

– Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз!..

– О, чего это? – прислушался дядя Вася с интересом. – Это радио у тебя? Так вроде же эту песню ансамбль пел вокально-инструментальный, а тут одна женщина старается…

– Да это не радио! – развеселилась Нюра. – Это я себе подругу завела голосистую! Эй, подруга, швартуйся к нам!

Тут же пение прервалось, и из подсобки вылетел большой зеленый попугай с ярко-желтым пятном на лбу. Сделав круг почета над стойкой, попугай приземлился к Нюре на плечо.