Ф.М. Том 1 - Борис Акунин Страница 12

По проверке знаний Порфирия определили в шестой класс,следующий за самым младшим, седьмым, то есть он попал в среду, уже сложившуюся,члены которой успели притереться друг к другу. Известно, как жестоки к новичкамподобные подростковые общества. Пришельцу, если он не силен физически или некак-нибудь особенно хитроумен, утвердиться в них трудно — стая сплочаетсяпротив него.

В классе, куда зачислили Порфирия, как это заведено почтиповсеместно, был обычай «цукать» новеньких, причем свежепринятому предлагалсявыбор: он мог либо стать «арапкой», то есть всеобщим прислужником вплоть допоявления следующего новичка, либо доказать свою храбрость, пройдя испытание.

Низенький мальчик наморщил лоб, похлопал белыми ресницами итихо, но твердо заявил, что ничьим «арапкой» он не будет, после чего пожелалузнать, в чем именно состоит испытание.

Ему рассказали — в несколько голосов, страшным шепотом,выкругливая глаза.

В одном из дворов училища имелась старая конюшня, давно пустовавшаяпо причине обветшания. По преданию, то была единственная постройка, котораяуцелела от времен жестокого герцога Бирона, которому сто с лишком лет назадпринадлежало это владение. На конюшне истязали провинных и многих засекли досмерти, отчего по ночам там слышны жуткие стоны, а иной раз и являются душизамученных. В этом-то нехорошем месте новичку и предлагалось пробыть с вечера идо рассвета.

Порфирий ужасно побледнел, потому что очень страшилсяпривидений, но, как говорится, более всего на свете страшился страха, а потомусогласился.

До полуночи худо-бедно продержался, только продрог в однойрубашке, но едва донесся звон курантов, из угла раздались кошмарные звуки:свист кнута, душераздирающие стоны. Когда же из тьмы выплыли белые фигуры,мальчик с криком выбежал на двор и там пал на камни без чувств.

Шутники (ибо роль призраков исполняли двое самых отчаянных вклассе шалопаев) выскочили следом и попытались растормошить сомлевшего, нообморок был глубокий. Привести ребенка в чувство удалось лишь к вечеруследующего дня, немалыми усилиями врачей.

Начальство строго допросило Порфирия, что он делал во дворепосреди ночи и почему найден простертым на земле. К тому времени мальчик ужезнал от самих заговорщиков, в чем заключается тайна страшной конюшни, однако невыдал их, а лишь твердил, опустив глаза: «Что вышел — виноват-с. А что упал-с,так это зашумело в голове, ничего не помню-с». (Обыкновение говорить собильными словоерсами возникло у него с детства, от папеньки, и осталось на всюжизнь.) Больше ничего от новенького добиться не могли, лишь про то, что«зашумело в голове».

Получил Порфирий строгое наказание: три дня карцера и месяцбез домашних отпусков, да еще в училище задразнили, придумав обидную песенку,которая, кстати говоря, с того самого случая и сделалась известна всему городу— про чижика-пыжика, что выпил рюмку, выпил две, зашумело в голове. Однако ижестоко дразнимый товарищами, Порфирий обидчиков не выдал.

Из этой маленькой истории видно, как уже с раннего возрастав нем сочетались чрезвычайная впечатлительность и столь же необыкновеннаятвердость характера. Первое из этих качеств с возрастом отнюдь не исчезло, лишьвнешне стало менее приметным. Второе же, пожалуй, только усилилось.

А вот вам еще один эпизод, дополняющий портрет нашего герояи демонстрирующий другие две характернейшие его черты: неостановимую дотошностьи редкую неустрашимость. Причем последняя черта тем удивительнее, что в людяхобостренно впечатлительных, готовых впасть в продолжительный обморок от химеры,храбрость встречается редко, не то что в натурах бесхитростных и воображениемобделенных.

Дело было вскоре после того, как Порфирий Петрович вступилна стезю казенной службы.

Начало его карьеры складывалось неблестяще. Учился онсвоеобразно: не выказывал успехов ни в римском праве, ни в торговом, ни же вгражданском судопроизводстве, зато шел первым по праву уголовному иполицейскому, а также специальным дисциплинам вроде психологии, токсикологиилибо судебной медицины. Уже тогда определилось, что юноша имеет склонность кслужбе, связанной с пресечением и расследыванием злоумышленных преступлений.Из-за неровности успехов выпущен Порфирий Петрович был по второму разряду, тоесть всего лишь губернским секретарем, и угодил в отдаленную, ничем непримечательную провинцию, судебным следователем. Кроме скромностиакадемического балла сыграло роль и то, что к сему времени и папенька-генерал,и граф Сперанский успели покинуть земную юдоль, оставив выпускника-правоведабезо всякой протекции.

Впрочем, сказать, что губерния, куда отправили ПорфирияПетровича, совсем уж ничем не блистала, было бы не вполне верно. Она, точно, неотличалась ни выдающимися памятниками, ни историческими реликвиями, зато — иэто даже на весьма неблагонравном фоне нашей провинциальной жизни — выделяласькакой-то особенной скверностью нравов. Начальство, пользуясь удаленностью отстолиц, изолгалось и изворовалось до степеней совершенно невиданных и даже,можно сказать, фантастических.

Губернатором там двадцать с лишком лет сидел всё один и тотже лихоимец, окруживший себя еще худшими негодяями, так что ни в учрежденияхвласти, ни в судах добиться правды было решительно невозможно. Всё, чтопроизводилось в губернии, волоклось и засасывалось в одно жерло, а уж оттуда,по расположению местного властителя, распределялось между ним и его присными.Всякое сопротивление произволу было давным-давно истреблено, и населениесмиренно терпело любые притеснения, подобно стаду безгласных овец, которые неосмеливаются даже блеять, когда с них стригут шерсть либо тащат на бойню.

Но сколь веревочке ни виться, а рано или поздно конецсыщется.

Едва юный правовед прибыл к месту службы, едва успелоглядеться и прийти в содрогание от окружающей мерзости, как на губерниюобрушилось великое потрясение.

То ли до столицы наконец дошли слухи о злоупотреблениях, толи имелась какая иная причина, но в губернский город, совершенно как визвестной комедии, нагрянул ревизор из Петербурга. То есть поначалу-то как разне грянул, а прибыл тихонечко, партикулярным порядком. Пожил некоторое времяинкогнито, собрал сведения, а потом взял, да и потребовал к ответу всё местноеначальство.

Предложенную взятку с негодованием отверг, ибо оказалсячеловек честный. Мало того — еще и дельный, что на Руси с честными людьми почтиникогда не бывает. Собрал у себя в особенном портфеле такие бумаги, такиедоказательства, что губернатору и всем его помощникам оставалось либо вкаторгу, либо в петлю.

После грозного разноса собрались отцы города на тайноесовещание. Сколько ни думали, спасения измыслить не смогли. Тогда и возниклаотчаянная идея: ревизора живым из губернии не выпускать, а пресловутый портфельизничтожить.