Обман зрения - Джейн Стэнтон Хичкок Страница 12

Ее печальный пример не слишком способствовал моему желанию связать свою жизнь с мужчиной. В двадцать лет вокруг меня вилось полдюжины поклонников, чье внимание я принимала с живостью лунатички. А в двадцать четыре встретила Джона. Он сразу же заинтересовал меня, потому что был столь же сложен и непостижим, как мои представления о любви.

Джон Ноланд, разведенный и без пяти минут знаменитый писатель, автор изящных и легких романов, был на несколько лет старше меня. Его считали «блестящим стилистом», а сам он был столь же элегантен, как его проза. Женщины его просто обожали. Они плескались вокруг него, словно ласковые морские волны, ублажая его лестью и показным вниманием. Я не раз наблюдала, как на вечеринках они деланно смеялись и флиртовали, выворачиваясь наизнанку под взглядом его синих глаз. Его холодность и едкий разящий юмор распаляли их еще сильнее. Постепенно он выбирал себе жертву и, подкравшись, отделял ее от стада. Несмотря на внешнее разнообразие, женщины, которых он удостаивал своим вниманием, отличались одним общим качеством — все они были отчаянно одиноки. Это легко читалось в их глазах — они хотели быть обманутыми и были готовы к страданиям. Как истинный светский лев, Джон Ноланд знал, как добить раненую жертву.

Когда на одной из популярных в то время чердачных вечеринок, дымных и многолюдных, он обратил на меня внимание, я была польщена и немедленно возгордилась. Тогда я отнюдь не причисляла себя к раненой добыче, хотя со временем такое ощущение стало появляться. Но в тот вечер я чувствовала себя блестящей и неотразимой, совершенно непохожей на тех женщин, с которыми ему приходилось иметь дело, и вовсе не считала себя жертвой. Нет, скорее я видела себя крестоносцем, несущим истинную веру, и ничуть не сомневалась, что мне удастся изменить своего избранника.

Но когда мы сошлись, я очень быстро почувствовала, что Джон разочарован в жизни и считает себя незаслуженно обделенным судьбой. Он приходил в ярость от предвзятости критиков, которые, не замечая его достоинств, возносили к вершинам славы гораздо менее мастеровитых писателей. Постоянное недовольство жизнью лишало его покоя, заставляя стремиться к перемене мест: так у него оставалось меньше времени для грустных размышлений. Поэтому Джон был постоянно в движении — он много путешествовал, собирал материал для своих книг, заводил мимолетные романы, но при всем этом всерьез был увлечен лишь собой и своими писаниями. Когда к нему наконец пришел успех, он посчитал его слишком «незначительным и запоздалым». Он получил, что хотел, но ему было мало. Джону всегда чего-то не хватало, но чего именно, не знал даже он сам.

После года близких отношений мы постепенно стали отдаляться друг от друга. Его недовольство нередко перерастало в злость. Он стал пренебрегать мной, сначала в мелочах, потом все более откровенно: исчезал без предупреждения, а через неделю вдруг звонил, не объясняя своего отсутствия. Я плакала, скандалила и осыпала его упреками, а он клялся, что это в последний раз. Однако все повторялось, причем все чаще и чаще.

Но чем больше он остывал, заставляя меня стонать от обиды и одиночества, тем сильнее я к нему привязывалась. Каждая новая рана лишь распаляла мою страсть. Я стала следить за ним, как заправский детектив, с маниакальным упорством разоблачая его ложь и измены — он охотно каялся и с жаром клялся, что я единственная, кого он любит по-настоящему. И всякий раз я прощала его в полной уверенности, что привязывает меня к нему любовь, а не боль и разочарование, которые он мне причиняет. Вытащив мазохистку из спасительной раковины, он превратил ее в безжалостную садистку. Три года мы встречались от случая к случаю, изводя друг друга своей одержимостью и неспособностью любить.

Моя каждодневная жизнь — работа, еда, сон, отдых — проходила с мыслями о Ноланде. Когда я заканчивала свою очередную работу, мне непременно хотелось показать ее Джону. Если я узнавала что-то интересное, первой моей мыслью было поделиться этим с Джоном. Купив новое платье, я представляла, как бы он восхищался моим вкусом. Если я готовила, то только для него. Если слушала музыку, то только ту, которую любил он. День и ночь он был рядом со мной, хотя виделись мы довольно редко. Наше общение не прерывалось, но было крайне вялым. Разговоры по телефону, одна-две ночи, проведенные вместе после месячного перерыва. Я жила от встречи до встречи, проводя все остальное время в томительном ожидании.

В конце концов моя одержимость дошла до той точки, когда начинаешь думать о смерти. Вначале я не отдавала себе отчета в происходящем, и лишь позднее, после привычной череды коротких восторгов, сменяемых долгими периодами тоски и глубокого разочарования, до меня стало доходить, что мои детские печали никуда не делись, а лишь обрели иные формы и краски. Меня влекло к Джону Ноланду точно так же, как в свое время тянуло к ушедшему отцу. А я приняла это за любовь.

Это роднило нас с Кассандрой Гриффин. Вероятно, мы обе стали жертвами безрассудной страсти, но она погибла, а мне удалось выжить.