Заговор францисканцев - Джон Сэк Страница 12

Конрад так и остался стоять с открытым ртом, остановленный посреди речи.

Стоило метать бисер перед этим поросенком! Кому из ученых мужей пришло бы в голову наставлять женщину, тем более простолюдинку!

Между тем они вышли к обрыву, где тропа прерывалась. Далеко внизу блестела среди редкой зелени ленточка реки. Даже перед негодницей Аматой Конрад не удержался от поучения:

– Вот пример отшельнической жизни во всей полноте. Через реку, которую ты видишь внизу, не сумел бы перебросить камень и могучий Геркулес. Деревья, которые представляются тебе кустиками травы, десятикратно превосходят ростом человека. С этой высоты мир виден таким, каким представляется Господу, во всей незначительности. Такое зрелище стоит десяти томов философии. Впитай его, сестра, не упусти случая.

Впитывала она или нет, но больше на эту тему не говорила. Он повел ее по краю обрыва, пока они не вышли к узкому уступу, пересекавшему западную стену плоскогорья.

– Вот наша дорога. Если хочешь, подвесь сандалии к поясу, чтобы надежней цепляться пальцами ног. Мы потеряем всего один день, если вернемся сюда и завтра выберем легкую дорогу, – добавил он.

Амата измерила взглядом козью тропку, оценивая свои силы. Губы у нее шевелились, но Конрад не знал, молится девушка или просто набирается храбрости. Ему пришло в голову предложить ей держаться за его веревочный пояс, но решив, что не следует приглашать ее к телесному соприкосновению, он промолчал.

– Вниз не смотри, – предостерег он, пока она подвязывала сандалии к поясу. – Держись лицом к скале и при каждом шаге нащупывай зацепы для рук. Не жалей времени. Думай только о следующем шаге.

Он посмотрел ей в лицо. Кожа еще бледнее обычного и губа закушена, но в лице та же решимость, которую он заметил утром в хижине.

– Ну что ж. Помоги нам Бог, – помолился Конрад, и они, перекрестившись, друг за другом ступили на тропу.

Конрад, радовавшийся недавно прохладному ветерку, теперь благодарил Бога за неподвижность воздуха. Струйки пота гусеницами ползли у него по спине и шее, соленая влага щипала глаза, но он знал – один сильный порыв ветра из долины парусами раздует рясы и сорвет их с обрыва, как пушинки одуванчика.

Дюйм за дюймом продвигаясь вперед, он сбрасывал из-под ног осыпавшиеся камешки, расчищая уступ для Аматы. Она держалась рядом и производила меньше шума, чем шорох осыпи. Конрад понимал, что пот досаждает ей не меньше, чем ему, если не больше, потому что его старая ряса вытерлась до прозрачности, а ее была новенькая. Отшельник гадал, что творится у нее в мыслях, но молчал, опасаясь отвлечь девушку. А если и заговаривал, то лишь монотонным шепотом, чтобы помочь ей сосредоточиться: «Шаг... Еще шажок...».

Они достигли поворота, отмечавшего половину опасного участка. Конрад знал, что за выступом тропы есть расширение, прикрытое сверху каменным навесом. Там они смогут передохнуть, расслабить напряженные ноги и плечи. Он обернулся, чтобы обрадовать Амату, и увидел, как подался камень под ее пальцами. Девушка вскрикнула и пошатнулась. Конрад успел протянуть руку, поймать ее за рукав и помочь выпрямиться. Над головами у них слышался шорох начинающегося обвала, сверху посыпались мелкие камешки и песок.

– Скорей, надо обогнуть выступ, – сказал он.

Амата словно примерзла к скале. Камни осыпи становились крупнее, каменный дождь превращался в ливень. Булыжник размером с человеческую голову ударил ее по плечу.

Она закричала, но Конрад, обхватив спутницу за пояс и зажав в кулаке собранную в ком ткань ее рясы, уже тащил ее за собой в укрытие.

– Держись! – прикрикнул он. – Не сдавайся! Амата едва волочила ноги. Свободной рукой нащупывая зацепы, Конрад выволок ее на площадку за поворотом. Усадил, прислонив спиной к скале, и сам сел рядом, обхватив за плечи и чувствуя, как ознобная дрожь сотрясает все ее тело. Девушка пыталась что-то сказать, но зубы у нее стучали так, что она сумела только всхлипнуть.

Он уже видел такой лихорадочный страх, когда в хижину к нему, спасаясь от своры собак, заскочила лиса. Она немного обогнала погоню, и Конрад успел захлопнуть дверь перед носом оскаленных гончих. Лисица дрожала, забившись в угол, а он через дверь объяснялся с подскакавшими вслед за сворой охотниками.

– Право убежища! – крикнул он им. – Брат Лис неприкосновенен под защитой отшельника.

Через дырку от сучка он видел компанию местной знати, по большей части довольно зверской наружности, и надеялся только, что его слава блаженного юродивого заставит их призадуматься. Ради обычной лисицы стоит ли навлекать на себя проклятие и подвергать опасности душу?

Они метали на его хижину взгляды – кто презрительные, кто гневные. Они роптали и ворчали, но в конце концов поворотили коней и отозвали собак, ускакав вниз по крутой тропинке.

– Дрожь пройдет, сестра, – утешил он. – Это пляска святого Витта. Храбрейшие воины, случалось, испытывали ее после победы в сражении.

Он тихонько укачивал ее, как отец убаюкивает испуганного сына, и, удивив сам себя, принялся напевать колыбельную. Он словно держал в объятиях кусочек собственного детства и, прикрыв глаза, готов был вообразить, что обнимает Розанну – Розанну, какой она запомнилась ему в шестнадцать лет, а не расплывшуюся тридцатилетнюю женщину, выжившую после восьми беременностей и трех родов, которая раз в неделю посылала еду в хижину отшельника. Ему почудился даже легкий запах рыбы. Так пахла вся анконская детвора. Может, это оттого, что Амата трогала рукопись Лео.

За поворотом склона им открылся новый вид. Конрад указал рукой на дальнюю сторону ущелья. Здесь и там на скалистых отрогах громоздились одна над другой каменные плиты.

– Вот там селение Сассоферато, а правее виднеется Фоссато ди Вито. Южной дорогой мы добрались бы туда четырьмя днями позже.

Чувство, похожее на нежность, наполняло его сердце. Он мог бы ожидать такого, погрузившись в размышление о Святом Дитяти. Но Конрад никак не ждал ощутить теплое чувство к плоти женщины. Отшельник испугался вдруг, что Бог сбросит его в пропасть, если он позволит себе хоть на миг поддаться порыву. Он призвал себе на помощь неприязненное чувство, которое вызывала у него спутница совсем недавно, однако нынешняя ее беспомощность начисто смыла из его души воспоминание о прежних стычках. Да, она злоязыкая и дерзкая девочка, но сейчас она нуждается в его защите.

Наконец она перестала дрожать, и Конрад высвободил руку.

– Думаю, теперь все будет хорошо, – проговорил он, сознательно отсекая другие слова, которые просились на язык. Надо было подумать о другом, и поскорее.

– Как твое плечо? Можешь поднять руку? – спросил он.

И, увлеченный желанием помочь, сам взял ее за предплечье. Вместо мышц и связок пальцы его нащупали под рукавом твердый продолговатый предмет. Амата выдернула руку, поморщившись от резкого движения.

– Не сломано, – сказала она, – но, думается, когда я вернусь в Сан-Дамиано, на жатве от меня будет мало проку. – Она подобрала под себя ноги, собираясь подняться. – Надо двигаться дальше.