Венец Государя - Анна Барт Страница 12

Подумать только, в прежние времена его девочке, дочери князя и русского наместника, не было возможности даже переглянуться с местным индейцем-фермером. И дело не в родовитости и богатстве княжеской семьи, а в различии вероисповедания. А вчера его дочь заявила ему, да как дерзко, в глаза глядя, что выходит замуж за сына фермера. За бессребреника. За язычника. За идолопоклонника. Или он сын ремесленника? Сказала отцу любимая дочка, если не получит родительского благословения, то все равно убежит. А как православный отец-христианин может дать благословение на такое замужество?

Господи ты Боже мой, думал князь тоскливо. Что же стало с нашим укладом жизни и что стало с нашими детьми? Они как с цепи сорвались. Ни почтения ни уважения. Радуются, ждут перемен. Ходят, как хмельные, от ожидаемых вольностей. Перемены – а к лучшему ли они? Что-то подсказывало князю, может быть, его богатый жизненный опыт, что, нет – увы! – перемены грядут не к лучшему.

Князь заставил себя отвлечься от печальных мыслей, поднял руку, и все почтительно замолчали.

– Мотекухсома отравлен фимиамом лести испанцев и одурачен жрецами, – тихо начал он. – Ему поют восхваления, он-де главный жрец у себя на родине и истинный правитель. Скинь русских османов, стань главным.

Князь остановился, обвел глазами своих верных соратников. Серьезные суровые лица, а в глазах – печаль.

– Тяжелые времена идут, и нечем мне вас утешить, друзья мои. Будем уповать на волю Божью. О семьях решайте сами. Если захотите отправить их в Московию – поторопитесь. Что касается церковных ценностей… Время тревожное, отец Сергий, прав ты. От моего имени отдай распоряжение всем монастырям, пусть прячут реликвии и ценности.

Отец Сергий кивков головы дал понять, что одобряет решение своего духовного сына. Князь Георгий помолчал немного.

– А с испанскими посланцами делать что будем? Что князь Московский велит? – спросил один из воинов, высокий, черноглазый, красивый.

– Некогда нам дожидаться приказов из Московии, Горреро. Вот вам мой наказ – держите нейтралитет как можно дольше, избегайте кровопролитий. Может, и успокоится все через время. Попробуем откупиться, как делали прежде. Если начнем военные действия – пожар вспыхнет, остановим ли? Мы пережили нашествие Колумба, переживем и Кортеса. Что о нем известно тебе, отец Сергий?

– Никто раньше не слышал о нем или его семье. Называет себя испанским грандом, но сомнительно. Поговаривают, что он незаконнорожденный сын мавританки из Гранады.

– Негусто… Что же, у его величества Карла больше не нашлось никого для столь «почетной» миссии?

– Кто же из настоящих грандов согласится на столь пакостную авантюру? – грустно заметил Горреро. Он говорил правильно на русском языке, но чувствовался в нем легкий акцент, почти неуловимый, как летний ветерок.

– К Мотекухсоме поеду сам, – решил князь. – Недосуг ждать его приглашения. Не до гордости сейчас. Может, и сумею склонить его в нашу сторону – тогда выкинем испанских собак совместными усилиями. А со жрецами после разберемся. Только уж в этот раз поблажки им от меня не дождаться, не-е-е-т, все пирамиды сравняю с землей! Вместе со жрецами. Слишком долго мы потакали им.

Князь недобро прищурился:

– Ежели же не склоню Мотекухсому к действиям, то начнем действовать сами.

Все воины внимали князю молча, но с немым одобрением. Это тоже была их родина, вторая после Руси, но родина. Здесь они жили, строили дома, воспитывали детей, и им было небезразлично, что оставят они своим внукам в наследство.

– Какой приказ отдашь ты, князь, о ритуальных играх? – осторожно спросил отец Сергий.

Князь провел ладонью по глазам. Кровавые ритуальные игры, которые развращали молодежь, жуткое наследие, оставленное богами покоренных племен! Верили крепко в князя его соратники, терпеливо ждали ответа, а его-то у князя не было. Не было!

– Не разрешаем, и не запрещаем, а там как Бог даст, – наконец сказал он. – Пусть жрецы порадуются немного, – он мрачно усмехнулся. – А то ведь запретный плод всегда сладок. Если строго запретим жертвоприношения – бунт вспыхнет. Ведь Мотекухсома разрешил их у себя в столице Теночтитлане. Подождем. Может, и успокоится все через время – добавил он, глядя на отца Сергия.

Тот незаметно кивнул, соглашаясь.

– Горреро, тебе, друг мой, придется ехать на остров Козумель, – обратился князь к черноглазому красавцу. – И доставить туда наше главное сокровище, ты знаешь, о чем я говорю. Никому больше не могу доверить эту миссию, только тебя знает в лицо настоятельница монастыря. Ей я передам письмецо. А о жене своей, Фотиме, не волнуйся, она будет жить в моем доме до твоего приезда. Я о ней позабочусь, как о родной дочери. Главное – береги себя…

Князь тяжело поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. Отец Сергий прочел краткую молитву, и все мужчины, поклонившись, вышли из тесного помещения. Князь остался один. Тяжелы были его раздумья. Как достучаться до разума единственной дочери? Ничего не слышит – любовь у нее. И на все один ответ – мама тоже последовала влечению сердца. Да, было. Но ведь и времена были другие! Жена князя, София-старшая, и в молодости отличалась разумностью, разве сравнить можно мать и дочь: дочь по уму ребенок совсем, ей еще в куклы играть, а она замуж собирается, за Балама. Или Ягуара. Так имя «Балам» переводится на славянский – ягуар. Стало быть, и дети у Софьи-младшей будут Баламовны. Или Ягуаровичи.

Князь плюнул от души, встал, решительно затушил светильники и вышел из залы. Постоял, глубоко вздыхая чистый осенний воздух. Стража – двое молодых людей – молча дожидались его, сидя около двери. Увидев князя, они тут же поднялись.

– Домой теперь, – сказал он им негромко, сходя медленно вниз по скользким ступеням.

Дождь еще накрапывал, но ветер стих. Между разорванными тучами выступил кусок уходящего солнца. Кроваво-красное, оно ласкало бок уносящейся ввысь пирамиды.

Более чем за тридцать лет наместничества, Юкатан превратился или почти превратился в его родину. Князь женился на местной красавице и жил с ней душа в душу. Его жена пошла наперекор семье, вышла за него замуж, в крещении православном приняла имя София, что означает «мудрая». Мать Софии прокляла ее за отступничество от веры предков, а теперь, выходит, его собственная дочь идет по стопам родной матери, только наоборот.

Ох, дети, дети, не ведаете что творите, как жестоко раните родителей своим неповиновением!

Князь Георгий был дальним родственником первой жены Великого Московского князя Ивана III, почившего вот уже как 14 лет. Мария Борисовна Тверская приходилась ему троюродной тетей – родство не близкое. Но Тверские всегда держались крепким кланом, ее стараниями отец князя Георгия перебрался в Москву и получил хороший удел. Родня долго шепталась после кончины Марии, что ее-де отравили. Иван III хоть и верил им – Марию он любил безмерно – да только никаких подтверждений не нашел. Князь Георгий совсем не помнил Марию, умерла она рано, а вот разговоры своей родни в Твери о «византийской ведьме» – Софии Фоминичне, второй жене Ивана III, помнил хорошо.