Приданое для Царевны-лягушки - Нина Васина Страница 12

– А мы на тему осознания жизни, – сказал Веня, – как раз кое-что припасли.

Он пошел в коридор, притащил рюкзак, долго рылся в нем, потом выудил длинную бутылку с узким горлышком, заткнутую самодельной пробкой.

– Неси стаканы, Тони.

– Что это?

– Ракия. Отличная штука. Не сразу шибает, а погодя. Успеем поговорить в сознанке.

– Нет, ребята, спасибо, но я не пью крепкие спиртные напитки.

– Это не напиток. Это ракия. И мы не собираемся ее просто так пить, да, Федька?

– Да. Мы будем пить ее на конкретную тему. Мы будем отца поминать. И ты, Тони, будешь последним...

– Не обзывай дядю Тони, он и так не в себе, – заступился за Платона Веня.

– Я хотел сказать, что он будет последним козлом, если не выпьет за помин отца.

– Вот и не обзывай. Он выпьет, да, Тони?

И Платон сделал совершенно зверский глоток из высокого бокала богемского стекла.

Восстановив дыхание, он обратил внимание, что пробка из бутылки обернута какой-то не очень чистой тряпицей.

– Старик в гостинице подарил, – заметил его интерес Веня. – Он сам делал ракию. Мы попробовали, пока у самолетов маялись, чтобы зря ее не тащить, и одобрили.

– Класс, – кивнул Федор. – Теперь за поминки души. Давай стакан, Тони. Что ты в него вцепился?

– А перед этим за что пили?

– За помин тела. Ты видел его мертвое тело, Тони?

– На фотографии, – тихо сказал Платон.

– Впечатляет, да? В такой позе помереть любому можно пожелать! Ты что, не согласен?

– Согласен, – кивнул Платон и подвинул свой бокал.

Третью пили за то, чтобы Богуслав Матвеевич Омолов попал в хорошую компанию. Потом Платон ничего не помнил, пока не обнаружил себя у входной двери, таращившимся в глазок.

Звонили долго и настойчиво.

– Кто там, Тони? – крикнул один из братьев из комнаты.

– Большая красная голова, – честно ответил Платон, держась за дверь.

Красное пятно отплыло в сторону. Физиономия женщины, уродски удлиняясь, приблизилась кошмаром, и Платону стало страшно, что между этим ужасом и его зрачком только стеклышко. Он отпрянул.

– Откройте, это Аврора.

Пока открывал замки, Платон вспомнил, кто такая Аврора.

– Я принесла шлем, – она вошла в коридор, держа под мышкой приплюснутый и изрядно ободранный красный шлем.

– Это Аврора, она принесла шлем, – доложил Платон, возвращаясь к столу.

– А теперь – за любовь! – По столу к нему медленно двигалась рюмка. Чтобы убедиться, что в глазах не двоится, Платон потрогал бутылки на столе. Две. Одинаковые и уже пустые.

– Думаете, он там будет любить? – засомневался Платон.

– А что ему еще остается на том свете делать с таким членом? – логично заметил Федор.

Потом вдруг Платон обнаружил себя на улице. Белесое небо опадало клочьями тумана и путалось под ногами.

– У вас всегда тут так светло по ночам? – поежился Веня. – Ночь должна быть темной.

– Это смотря для чего, – заметил Платон, собираясь объяснить, как восхитительно бродить по городу в молочной воде разлившегося по асфальту неба, с утопившимися в ней фонарями, но вдруг не смог подобрать слов. – Все фонари утопились, – захихикал он.

– Зря мы его так напоили, – донеслось издалека, как сквозь вату в ушах. – Он не сработает.

– Сработает. Видел, как он сделал это с закрытыми глазами?

– Так то же вблизи. А там неизвестно, с какого расстояния стрелять придется.

– Кому стрелять придется? – насторожился Платон. – Я не умею стрелять! Вы меня не за того принимаете! Я всю жизнь был бухгалтером, средненьким таким, благоразумным бухгалтером.

– Видишь? Отлично соображает и отвечает за слова!

Платон очнулся в самолете. Голова раскалывалась. Он осмотрел небольшой салон, насчитал всего по шесть иллюминаторов с каждой стороны и, обмирая внутренностями, растолкал всхрапывающего Веню.

– Куда мы летим?

– Все нормально, анкл Тони. В Ялту летим. Расслабься.

Кроме них троих в салоне было еще два человека. Они спали, укрывшись с головой пледами.

– Что же это творится, как же так можно?.. Я запер квартиру?

– Запер, Тони, иди поспи.

– А сигнализацию включил?!

– Нет. Там кошелка твоя осталась убирать.

– Кошелка? Ах да, эта женщина... Господи, надеюсь, она не тронет аппаратуру...

– Она сказала, что все вытрет и вычистит.

– Мне нужно позвонить.

– Позвони, Тони.

Платон обшарил свои карманы. Потом – сумку у ног спящего Федора. С недоумением несколько секунд разглядывал огромный пистолет со странно длинным дулом, потом опять зарыл его в полотенце. Телефон лежал в наружном кармане сумки. Платон чуть не взвыл от досады: это был не его аппарат! Значит, номер с нажатием пятерки не пройдет. А наизусть он, конечно, его не запомнил! Только было он собрался бросить телефон на пол и растоптать его от досады (краем сознания отмечая, что раньше подобных нервных срывов у него не замечалось), как телефон тихонько тренькнул у него в руке.

– Але! – осторожно произнес Платон. – У аппарата.

– Платон Матвеевич, не нервничайте, пожалуйста.

– А кто вам сказал, что я нервничаю? – стараясь успокоить задрожавшую нижнюю челюсть, удивился Платон.

– Сядьте в кресло. Не туда! – вдруг приказал голос, когда опешивший Платон начал было устраивать свой зад рядом со спящим Вениамином. – Сядьте через проход. Я вас слушаю.

– Вы меня слушаете?.. Но это же вы позвонили, я ничего не понимаю!

– Нет, Платон Матвеевич, это вы искали телефон, чтобы позвонить нам.

– Кому это – нам? – подозрительно прищурился Платон, привстал и оглядел салон самолета.

– Нам, то есть Коле Птаху. Расскажите о своих проблемах.

– Это у вас проблемы, а не у меня. Почему вы не дали задержать братьев, когда они разбили машину? Что это за игры такие? Вы доиграетесь!

– К делу, Платон Матвеевич.

– А я давно в деле. Я говорил, что пристрелил кошку? Говорил?

– Попали?

– В глаз! Зажмурившись. Это, наверное, у меня от страха получилось. А теперь я лечу в Ялту, чтобы убить Пряника.

– Пряника?

– Нет, постойте. Может быть, Пончика, я не уверен.

– Вы не волнуйтесь, Платон Матвеевич.

– Как же мне не волноваться! – Платон опять вскочил, уже твердо уверенный, что разговаривающий с ним человек находится рядом в салоне. – Вы должны принять меры! Мои племянники почему-то вбили себе в головы, что я суперкиллер! Кошка на дороге под ногами – это одно, а охраняемый человек в гостинице – это совсем другое! Да если я начну палить из этой страшной штуковины, которую они держат в сумке, то могу ранить массу народа!