Смерть мужьям! - Антон Чиж Страница 12

Дом на Малой Конюшенной улице выдавал владельцев квартир лучше любого сплетника. Новенький, пятиэтажный, с высокими окнами, выкрашенный белой и красной краской, весь блестящий и праздничный, как бы говорил: здесь проживают те, кто не считает мелочь денег. Не дворец, но уже и не доходный многоэтажник, дом подчеркивал успех и принадлежность его жителей к высшей лиге среднего класса. Из которой в аристократы не допрыгнуть никогда.

Парадный облик здания не смущал дворника Игната Карповича основательно страдать от жары. Архангельский мужик, крепкий как ледяной утес, прибыв в Петербург на заработки и, получив от свояков теплое местечко, никак не ожидал, что в Северной столице бывает такое лето. Зной растопил несгибаемого дворника до кашеобразного состояния, от которого было одно спасение: сесть в тенечке, накрыть голову платком и поливаться водицей.

В который раз, опрокинув на темечко струю из чайника, Игнат приметил сквозь уголки платка процессию во главе с дамой, красивой как куколка. Ради такого дела дворник не стал бы шевелиться. Но за ней следовал невысокий молодой господин, который отдавал короткие приказания двум городовым. А непосредственную власть Игнат уважал. Скинув мокрую тряпицу и разгладив волосы, дворник кинулся быть полезным. Все, что от него потребовалось – разыскать местного столяра. Распоряжение отдавал юнец в штатском, но дворник выполнил не рассуждая.

Разыскав столяра Степку, спасавшегося у самовара от солнечного дня, Игнат чуть не пинками погнал земляка на второй этаж, где располагалась квартира адвоката. У двери находилась вся компания. Юнец, сняв шляпу, приложил ухо к створке. Игнат понял, что творится что-то неладное, и малость струхнул: если спросят, что делал, да кто приходил в дом – ничего не знает, не до того было.

Молодое благородие, как решил для себя Игнат, так ничего и не услышал, и приказал ломать замок. Степка лениво поддел стамеской язычок и нажал – патентованный французский замок покорно отвалился. Игнату стало любопытно, что там творится, но городовой грубо отпихнул его, приказав оставаться на лестничной площадке.

В квартире было тихо. Только смутный шорох занавесок доносился из комнат. Екатерина стояла в прихожей, не решаясь идти дальше.

– Аврора! – позвала она жалобно. – Зина!

Никто не ответил.

– Ну, что же вы медлите? Или мне самой?

От пережитого страдания красота госпожи Делье несколько спала с лица, и гонор явно поуменьшился.

Ванзаров отдал приказ городовому никого не пускать, хотя никто и не пытался проникнуть, собрался с духом и двинулся на разведку. Результат нашелся на кухне. На кафельном полу лежала девушка в крахмальном фартуке и сером платьице, неудобно скрючившись, словно от боли в желудке. Голова покоилась в обширном пятне розоватой рвоты. Рядом разбросаны осколки хрустального кувшина, перевернутый поднос и огромная лужа разлитой воды. Видимо, боролась с внезапным приступом, как могла. Стараясь не следить, не вляпаться, Родион приблизился к телу и коснулся шейной вены. Кожа была холодна, пульса не слышно: горничная мертва не менее часа.

Из кухни нашелся другой выход в гостиную. В огромном холле, обставленном по последней моде, было чисто, и тихо. На столе теснились букеты цветов и раскрытые коробочки подарков. В дальнем конце гостиной виднелась полуоткрытая дверь супружеской спальни.

На застланную постель приник белокурый ангел. С Родионом опять случился приступ внезапной влюбленности. И было от чего. Барышня не старше двадцати пяти лет была чудо как хороша. Блондинка с вьющимися волосами способна разбить и не такое прочное сердце. К тому же разодета, как из журнала. Невозможно пройти мимо ее туалета: юбка-клош из плиссированного голубого муслина отделана широкими атласными розовыми лентами, свободно спадавшими от кушака до конца юбки. Корсаж-блуз пошит из такого же голубого муслина и отделан как спереди, так и сзади тремя лентами, ниспадающими от воротника до пояса, где перехвачен таким же кушаком. Причем ленты, ниспадающие на юбку, как бы составляют их продолжение. Полукороткие пышные рукава-ballon из розовой тафты, а высокий воротник из муслина. Изящный букет из живых цветов, был приколот к корсажу. Туалет украшала лишь одна изящная деталь: крохотное зеркальце на золотой цепочке. Большая шляпа из золотистой соломы, отделанная белыми кружевами, розовыми атласными лентами и черными перьями, сброшена на пол.

Как истинный мужчина, Ванзаров понятия не имел, как называется наряд в целом и по деталям, но четко воспринял образ свежей прелести. В очаровании смущало неживое спокойствие барышни и видимое отсутствие дыхания. На всякий случай Родион потрогал пульс.

Екатерина Павловна тихо ждала в прихожей, и по глазам юного чиновника постаралась угадать, что случилось. Это было несложно.

– Вам лучше пойти домой, – отчего-то смутившись, сказал Ванзаров.

– Она мертва?

Не было нужды придумывать утешения.

– А Зина?

Родион готовился к слезам, крикам, упрекам и всяческому отчаянию. Но случилось совсем иное. Госпожа Делье осталась спокойна, даже слишком спокойна. Ни единой слезинки или вздоха. Ни единого проявления женской слабости.

– Я знала, – чуть слышно сказала она, и добавила: – Началось.

– Что началось, Екатерина Павловна?

– Что?.. Ах, нет... Умоляю, займитесь обязанностями сыщика, наконец, а не дурацкими расспросами... Надеюсь, теперь мне поверили?

– Вы сказали, что вам угрожает опасность.

– Да, конечно... Только прошу, поговорим после...

– В таком случае, вынужден просить вас задержаться для снятия допроса.

Делье покорно села на обувной комод платяной вешалки, занимавшей чуть не полстены прихожей.