Сыщик - Роман Буревой Страница 12

– Вы забрали машину барона? – спросил Марк.

– Уж если у меня его браслет, то должна быть и машина. Логично?

– Машину вы взяли раньше.

– Не имеет значения. Садитесь, – приказал незнакомец. Марк и Люс безропотно подчинились, усевшись рядышком на заднее сиденье. – Молчать, что бы ни случилось. И это накиньте! – Незнакомец протянул обоим рабам светло-серые куртки из плотного нетканого материала. Он понимал, что от такого переодевания мало толку: куртка с капюшоном скроет ошейник от посторонних глаз, но первый попавшийся жандарм может потребовать откинуть капюшон и расстегнуть ворот. Особенно когда увидит низко опущенные головы и характерно вздернутые плечи – осанка мгновенно выдаст невольников.

– Граница открыта! – передал «инспектор» команду через комбраслет.

Взвыли нагнетатели, и машина понеслась напрямик над полями. Справа за овощехранилищем Марк заметил силуэты всадников. Репетируют… Но разглядеть как следует ничего не сумел: минута, и они миновали границы усадьбы. Машина поднялась, преодолевая кустарник, высаженный вдоль магистрали. «Тайфун» развернулся и помчался над дорогой. Скорость сразу возросла. Между активирующим полотном и днищем машины посверкивала синяя полоса.

– Кто ты? – спросил Марк. Впрочем, он не был уверен, что незнакомец ему ответит.

Но тот ответил:

– Военный трибун Флакк.

Трибун?

– А трибун – это какому чину соответствует? – робко подал голос Люс.

– Чину полковника.

Откуда он? Неужели из Старой гвардии императора? О гвардейцах рассказывали удивительные вещи. Будто бы они могут появиться в любой точке Колесницы и исполнить волю императора. Только какое дело Старой гвардии до двух рабов барона Фейра? Император и гвардия заняты вопросами куда более значительными.

Навстречу беглецам попадались машины на магнитной подушке: ползли возле самого полотна окутанные синими разрядами тяжелые грузовики, над ними стайками скользили легкие скутеры. На человека в одежде торговца-южанина и двух его спутников никто не обращал внимания.

Трибун сделал пару глотков из фляги и передал ее Марку. Тот хлебнул. Оказалось – довольно терпкий и хмельной напиток. К тому же питательный: чувство голода тут же пропало. А ведь с утра, кроме початка маисоли, Марк ничего не ел.

– Куда мы едем? – спросил Марк.

– В пустынный сектор, – ответил трибун. – То есть на перевал.

Он глянул на голограмму компа, управляющего машиной.

– Почему вы взяли меня с собой? – спросил Марк.

– Я же сказал: ты мне нужен.

– Вам нужен раб?

– Нет. Мне нужен именно ты, Марк. Ты не всегда был рабом. Ты родился свободным. И не здесь…

– Не здесь, – эхом отозвался Марк.

Да, когда-то была другая жизнь на другой планете. Но воспоминания о том времени сохранились весьма смутные. Обрывки, осколки. Яркие картинки, отдельные фразы. Чьи-то лица… До пяти лет он жил вместе матерью на Вер-ри-а. Колониальная планета – сплошная торговая фактория, здесь продавали все, что можно купить в галактике, и даже то, что нельзя купить, тоже предлагали – из-под полы. На всю жизнь Марк запомнил запах Вер-ри-а – аромат пряностей, смешанный с испарениями эршелла, и еще какой-то сильный цветочный запах (груш, яблонь?). Он не знал, что за сады росли на Вер-ри-а, но помнил: в ту последнюю весну на Вер-ри-а деревья были сплошь облиты темно-розовым цветом, а тротуары, площадки для скутеров, плоские крыши домов засыпаны свернувшимися лепестками. Улицы, забитые народом, голограммы вывесок. В память врезалась одна – на ней какая-то женщина с тяжелыми медными волосами поворачивалась, то выгибаясь, то делая сальто, а вокруг нее порхали прозрачные стрекозы. За порханием разноцветных стрекоз Марк мог следить часами. «Что это, мама?» – спрашивал он.

«Реклама новых космических челноков, дорогой».

«Для чего они?»

«На космическом челноке можно улететь с планеты».

«Я хочу такой».

«Ты хочешь улететь от меня, глупенький?»

«Нет, я хочу поспать… там так интересно, во сне…» – Он любил свои замечательные сны. И главное, в своих снах Марк был почти всегда взрослым и совершал такие удивительные вещи…

«Ты никому не должен рассказывать про эти сны, сынок, они твои, только твои», – говорила мать.

Значит, он все-таки видел сны когда-то.

Воспоминания шли обрывками. То розовое щедрое цветение, а потом сразу, поперек ярко-синего неба (на Колеснице оно никогда не бывает таким синим, а всегда как будто дымкой подернуто) – падающий конус антигравитационного генератора. Потоки фиолетовых и белых искр, а посреди голубого – черное дрожащее пятно, и из рваной дыры вываливаются белые круглые шары, на них невозможно смотреть, они слепят… А потом рассыпаются пригоршнями разноцветных огоньков. Вот, наискось прорезая небо, проносится звено серебристых треугольников. Марк знает, что это планетарные истребители, способные летать и в атмосфере, и в космосе. Он видел их много раз – в последние дни они появлялись часто. Теперь истребители полого уходят вверх, оставляя за собой пушистые белые нити, которые повисают в воздухе и не опускаются вниз. Истребители превращаются в россыпь серебряных точек, и тогда им навстречу мчатся другие точки, куда более крупные и темные. И опять вспыхивают огоньки. Обычно один яркий, а вокруг много других, помельче…

А потом лавина оранжевого огня. Исчезают вышки космодрома, крыши домов, и сразу после огня – каменное крошево, пыль, они с матерью лежат в какой-то яме, сверху их накрывает легкая ткань, осколки металла и камней сыплются на эту ткань, но не причиняют им вреда.

«Сейчас… сейчас все кончится…» – повторяет мать.

Марк чувствует, что задыхается, ему не хватает воздуха, он хочет вырваться, хочет бежать, но мать не пускает его, вжимает в серый душный песок. Песок набивается в рот и нос, не дает дышать. Марк задыхается. Потом сила в маминых руках исчезает. Они становятся совершенно безвольными, какими-то тряпочными. Вместо силы Марк ощущает одну только непомерную тяжесть материнских рук. Он кричит. Но мама почему-то ему не отвечает.

Очень жарко. Жар идет снизу и сверху.

А потом сразу провал. Тьма. Боль. Или он потом придумал, что была боль? Да, если тьма, то и боль… они рядом. Но когда свет, не значит, что хорошо. Потому что потом свет был ослепительный.

Марк стоял в каком-то помещении с белыми стенами, вместе с другими детьми. Голыми, дрожащими, голенастыми. У всех губы дрожат, но дети боятся плакать от страха. Нет, один, кажется, решился. Закричал.

Марк не понимал, что происходит.

Сначала их поливали вонючим раствором, потом они шли босиком по холодному скользкому полу, белому, как все вокруг. Девочка слева от Марка поскользнулась и упала. Тогда он заметил, что у нее на шее желтый ошейник с высоким назатыльником. Да, детей было много, все они были голые, обритые наголо, даже брови сбриты, но у одних были ошейники, а у других нет.