Первая версия - Фридрих Незнанский Страница 12

Уф, наконец-то она дома. Все-таки гастроли, даже самые престижные, изматывают необычайно. Правда, в последнее время стали селить в приличных гостиницах, с хорошим видом из окна. Собственно, только это она и видела. Хотя это была уже третья поездка в Амстердам, но сказать, что она знает о городе больше, чем в детстве, когда впервые услышала об Амстердаме как городе тюльпанов и каналов, она бы не рискнула.

После утреннего спектакля надо было отдыхать, чтобы быть в форме к вечернему, после вечернего сил оставалось лишь на то, чтобы очухаться к утреннему.

Ольга Лебедева к двадцати пяти годам успела побывать во многих странах благодаря тому, что после окончания Московского хореографического училища попала сразу в Большой театр. За несколько лет она прошла путь от глухого кордебалета, исполняя тридцать второго лебедя у самого озера, до партий корифейки — в «тройках», «двойках» и даже в некоторых вариациях.

Она еще не оставляла надежды выбиться в солистки, но с каждым годом эта надежда становилась все призрачнее. Чтобы превратиться из подруги Жизели в саму Жизель, необходимо было маленькое чудо: или удачная роль в телебалете, или излишне близкие отношения с главным. Роль не подворачивалась, второй же путь ее не устраивал.

Она никогда не приступала ни к каким делам, не распаковав чемоданы. Расстегнув огромный в сине-красную клетку чемодан на колесиках, она стала раскладывать вещи на диване. Образовались три неравные кучки — кучка чистая, кучка грязная и кучка подарков. Она поцеловала в нос смешного плюшевого енота, удивительно похожего на Дэвида, ему-то она его и привезла.

Кучка грязная отправилась в ванную, кучка чистая нашла себе место в шкафу, подарки остались на диване.

Ольга включила автоответчик, прослушать последние сообщения. Так, срочно доплатить за квартиру, опять подорожали квадратные метры и горячие литры, мама просит посетить ее при первой возможности. Вместо ожидаемого привета от Дэвида (ведь он точно знает день ее возвращения) она услышала холодный, с резким акцентом голос Рути Спир, которая настоятельно просила очень срочно позвонить.

Ольга недолюбливала Рути, считая ее высокомерной и в общем-то глупой, но не могла не быть ей благодарной хотя бы за то, что именно Рути познакомила ее с Дэвидом.

Рути, вдова бывшего посла США в СССР Самюэля Спира, в последние несколько лет по большей части жила в Москве, занимаясь делами фонда покойного мужа. На приеме в американском посольстве в честь балетной труппы Большого театра они с Рути и подружились, если это можно назвать дружбой.

Временами Ольга подозревала, что Рути просто- напросто тайная лесбиянка. Уж больно настойчиво та зазывала ее в гости в свою квартиру в высотном доме на Котельнической набережной. Ольге из спортивного любопытства было даже интересно, когда же и как Рути начнет к ней приставать. Поэтому она очень удивилась, встретив однажды у Рути красивого белозубого американца, нового экономического советника посольства США. Возможно, пристальный к ней интерес госпожи Спир объяснялся просто одиночеством Рути.

Дэвид оказался неожиданно старомоден. Это было просто потрясающе и так непривычно! Тем более что Ольге он понравился с первого взгляда. Мужчины должны такое чувствовать. Даже когда он провожал ее после спектаклей и заходил к ней на чашечку вечернего чая с ликером, он вел себя почти как неопытный подросток. Бросал влюбленные взгляды, брал за руку, говорил ласковые слова. Дальше этого дело никак не шло.

Но Ольга не торопила события, с одной стороны, наслаждаясь атмосферой влюбленности, с другой, ощущая, что она сама, кажется, влюбилась. Она очень боялась, что у многих иностранцев достаточно превратное представление о русских женщинах, которые будто бы только и мечтают о том, чтобы выскочить замуж хоть за дряхлого эфиопа, чтобы только свалить из этой сумасшедшей страны. Ее смущали и порой раздражали немыслимые по российским представлениям траты Дэвида на развлечения и подарки.

Когда Дэвид притащил ей ни с того ни с сего автоответчик, она долго отнекивалась, они даже чуть не поссорились. Дэвид с видом обиженного мальчишки доказывал, что делает этот подарок скорее для себя, ненавидя длинные гудки в ее телефоне. Даже его обычно легкий акцент в этот момент стал более явным.

Теперь Ольга полюбила этот автоответчик. Именно тот день, когда Дэвид его подарил и они едва не поругались, стал первым днем их настоящей любви, заполнившей все ее существование. Тогда, два месяца назад, они подали заявление в загс на Грибоедова. Ольга настояла на выборе самого большого срока перед регистрацией — три месяца, чтобы у Дэвида, как она ему заявила, была возможность еще раз как следует подумать.

Переехать к нему окончательно до официальной свадьбы она не захотела. Во-первых, чтобы не сглазить, во-вторых, чтобы пореже чувствовать двусмысленный взгляд консьержки в его подъезде. Поэтому по большей части они встречались в ее однокомнатной квартире, а апартаменты Дэвида тот

использовал исключительно как офис. Хотя там в ванной комнате висел подаренный Дэвидом пушистый розовый халат, а в спальне у зеркала стояла самая необходимая косметика. Дэвиду иногда удавалось уговорить ее остаться на Кутузовском. Тогда по утрам он отвозил ее на репетиции на своем красном «форде».

Прежде чем выполнить настоятельную просьбу Рути, Ольга набрала номер Дэвида. Телефон был переключен на факс и противно, прямо-таки омерзительно свистел.

Рути сразу взяла трубку, словно специально сидела возле телефона.

— Добрый день, Рути! Я только что приехала. Представляете, в амстердамской лавке на Ватерлоо-плейн я нашла такого чудного зверя! Копия Дэвид, — радостно затараторила Ольга. — Что?.. Что-что?!..

Трубка выпала из ее рук. С дивана стеклянными и мертвыми глазами на нее смотрел плюшевый енот.

В пивном ресторане на Якиманке за угловым столиком у окна сидели двое.

Один был крупным, с круглым, простодушным лицом, на котором почетное место занимал приплюснутый нос, выдававший в нем бывшего боксера. На запястье его левой руки, чуть ниже золотого часового браслета, корявыми буквами было вытатуировано «Леха». Он с удовольствием настоящего любителя пива прихлебывал ежеминутно из поллитрового хрустального бокала.

Его товарищ, сидевший напротив, пил оранжевый апельсиновый сок из высокого узкого стакана. Этот второй был полной противоположностью Лexe. Неестественный блеск светло-карих глаз и регулярное движение указательного пальца вверх по переносице, выдавали в нем недавно надевшего контактные линзы очкарика. Некая поросль, которую с трудом можно было назвать бородой, вяло обрамляла нижнюю часть узкого лица. Узкие губы, словно никогда не ведавшие улыбки, при разговоре едва разжимались, что придавало его речи особый сарказм.

— Послушайте, сэр Петухов, не нажирались бы вы пивом, пожалуй.

— Отзынь, Доля, бля. Ты меня этим «сыром» вконец, бля, достал. Как двину промеж глаз, так твои линзы из ушей повылазят.

Обстановка ресторанчика резко контрастировала с высокоинтеллектуальной беседой молодых людей. Это был один из тех немецких пивных ресторанов, которые в последнее время повырастали по Москве как грибы. Но напоминали они не отечественные поганки, а искусственные и неестественно аккуратные шампиньоны. Высокие цены не позволяли приходить сюда обычным ханыгам, а «новые русские» с тугими кошельками и бандитскими выражениями лиц в подобных заведениях по мере сил пытались соответствовать обстановке.