Ночь над Сербией - Дмитрий Черкасов Страница 12

– Я позвоню Хуану Карлосу. Он мой друг, пусть приструнит Солану... – неожиданно заявил Президент.

Министр иностранных дел вздохнул про себя. Назревал очередной дипломатический скандал. Если “царь Борис” потребует от не обладающего никакой реальной властью испанского короля сделать подобный шаг, то случится большой конфуз, и в идиотском положении окажутся оба государственных мужа.

– Солана не подчиняется правительству Испании и тем более королю, – грустно заметил министр иностранных дел. – По нашему мнению Штаты в настоящее время стремятся отодвинуть ООН и нашли для этого хороший повод. С этим не совсем согласны французы и греки, но на открытую конфронтацию с другими членами Альянса они не пойдут. Если коллегия НАТО примет решение о бомбардировках, то их ничто не остановит. Кроме, возможно, каких-либо наших шагов...

Президент нахмурился. Вопрос об ответных мерах России повис в воздухе, и виной этому было письмецо Госсекретаря. Конечно, оставалось ядерное оружие, но на это никто бы не клюнул – всему миру давно известно, что атомные потенциалы супердержав представляют собой исключительно взаимное путало, не более. А при отсутствии политической воли ни о каких адекватных шагах в пику США можно даже не упоминать. Да и дочурка не простила бы “венценосному папаше”, если б в результате его неуклюжих телодвижений на политической арене ее лишили бы замка во Франции с четырехсотгектарным парком окрест.

– Я обсужу этот вопрос на встрече с председателем Совбеза, – солгал Президент, и министр, подыгрывая “государю”, деловито кивнул. Оба понимали, что судьба Югославии предрешена, но оба соблюдали этикет общения государственных персон.

Владислав осторожно раздвинул ветки кустов. Утреннее солнце мирно светило сквозь полупрозрачную пелену облаков. Даже не облаков, а легкой небесной дымки. Происшедшее ночью казалось ирреальным, дурацким, нелогичным сном, приснившимся на неудобной кровати в заштатной гостинице.

Совсем рядом пощелкивали пичуги, белка перепрыгивала с дерева на дерево, иногда замирая рыжим столбиком и принюхиваясь. Природа уже забыла о ночном взрыве, животные занялись повседневными делами. Но человек помнил и не позволял себе расслабиться.

При свете дня поляна не внушала никаких опасений. Влад не тешил себя иллюзиями, что обязательно обнаружит грамотно поставленную засаду, но тут на помощь приходил опыт десятка экспедиций, где, вдали от человеческого жилья, он научился по малейшим изменениям в поведении животных определять изменения в окружающей обстановке.

И опыт подсказывал, что в радиусе минимум полукилометра людей не было. Лесная живность вела себя свободно, однако не приближалась к месту, где засел Влад, ближе чем на десяток метров.

Отсутствие чужаков утешало, хотя они и могут наблюдать за поляной сквозь мощную оптику откуда-нибудь с соседнего холма. Но тогда бы им мешали деревья...

Таким образом основной задачей становилась скрытность передвижения, чтобы, не дай Бог, не выдать себя колышущимися кустами.

Владислав на четвереньках отполз в заросший бурьяном овражек и замер на четверть часа.

Ничего.

Окружающий фон не изменился, по-прежнему деловито щебетали птицы. Время роли не играло, он был готов двигаться со скоростью черепахи, лишь бы не попасться на глаза ночным стрелкам.

Оставлять за собой следы было неразумно. Рокотов нашел разбившийся фонарик, что валялся метрах в десяти от него, и затолкал металлический цилиндр под дерн. Туда же отправились и осколки стекла. Еще ночью он смог погасить в себе волны безотчетного страха, и теперь все его существо было настроено на выживание. Прежде всего следовало добраться до основного лагеря и предупредить о случившемся сербов. В железном ящике на базе лежали два ружья 12-го калибра и пачки дробовых патронов, так что какое-никакое оружие имелось. Стрелял Влад неплохо, научился у егерей, сопровождавших экспедиции, когда те забирались на территории заповедников.

Он бесшумно сделал несколько дыхательных упражнений и похвалил себя за то, что к тридцати годам не потерял спортивную форму. Мышцы хоть и болели, но вполне терпимо, и двадцать километров он надеялся преодолеть ко второй половине дня.

Владислав по-пластунски прополз вдоль овражка и перекатом миновал самый опасный участок – трава здесь почему-то не росла, – который отделял заросли бурьяна от рощицы на берегу болота. На опушке он поднялся и, пригибаясь, быстрым шагом направился к северу, ориентируясь по компасу на ручных часах. Влад двигался немного в сторону от прямой дороги на базу, чтобы зайти к лагерю сбоку и таким образом миновать возможную засаду на кратчайшем пути.

Около половины седьмого утра, что для весеннего времени считается уже полноценным началом рабочего дня, на центральную площадь Ибарицы с ревом въехал трехосный зеленый грузовик с эмблемами сербской полиции на дверцах, и сидящий рядом с водителем офицер приказал деревенскому старосте собрать всех жителей – будет экстраординарное сообщение. Спорить с военными, естественно, никто не стал. Спустя десять минут подошла еще одна машина с полицейскими – крытый фургон с наспех замазанными пулевыми пробоинами на водительской дверце.

Когда почти все население деревни, за исключением нескольких детишек, обступило грузовики, двое солдат откинули борт “Урала”, и взорам собравшихся предстало неподвижное тело в камуфляжной форме с нашивками сербской армии. Труп ничком лежал в центре кузова, рядом валя – " лось оружие – автомат Калашникова и подсумок с магазинами.

Селяне остолбенели.

– Итак, – громко в звенящей тишине начал старший по званию офицер, – сегодня ночью был убит один из моих людей. Мне доподлинно известно, что в этой акции принимали участие жители села. Кто – пока не знаю. Я даю вам час, чтобы вы нашли виновных и передали их нам! В противном случае я буду вынужден произвольно выбрать троих из вас и расстрелять. Далее, – он поднял руку, – я прикажу расстреливать раз в полчаса по одному человеку, пока мы не получим от вас имена истинных виновников...

Восьмидесятидвухлетнему Марко, старейшему жителю деревни, пережившему захват Югославии гитлеровцами, показалось, что он бредит. Время будто скакнуло вспять, в далекий сорок третий год, когда шарфюрер СС точно так же требовал от жителей Ибарицы выдачи партизан, подорвавших бронетранспортер с солдатами вермахта. Только тогда выступавший говорил с ужасным металлическим акцентом, а теперь почти те же слова произносил серб, офицер родной армии. Но циничная ухмылочка была одинаковой – что у серба, что у того давно умершего рыжего немца.

Стоявшие поодаль полицейские подняли автоматы.

– Вы с ума сошли! – вперед пробился венгр Дьер, исполнявший обязанности местного шерифа. – Немедленно прекратите этот цирк и вызовите из Печа судебного медика и следственную бригаду! – Телефон в Ибарице уже второй день не работал, видимо, сильным ветром повалило столб. А мобильной связи в деревне не было ни

Чин шарфюрера СС соответствовал в армейских подразделениях званию старшего сержанта. Шарфюрер обычно командовал отделением из 12 человек.