Разорванная связь - Чингиз Абдуллаев Страница 12

– И вы думаете, что это был кто-то из нас? – спросил изумленный и несколько испуганный Ираклий. – Вы считаете, что это был кто-то из его близких? А если к нему постучалась горничная?

– Не подходит. Во-первых, у горничных всегда есть свой запасной ключ. Вернее, универсальный ключ, который подходит ко всем номерам. И она могла бы зайти в номер с помощью этого ключа, а не ждать, пока ей откроет Золотарев. И, во-вторых, это отель высшего класса. Как говорят в Испании, не просто пять звездочек, а гранд люкс отель. А это значит, что поздно ночью сотрудники отеля не будут тревожить спящего гостя. Тем более что я, выходя из номера, повесил на дверях табличку «не беспокоить». Значит, к нему пришел кто-то из близких, который сначала позвонил в дверь, затем, возможно, постучал. И подал голос, чтобы Золотарев поднялся и отпер ему дверь. Все остальное вы знаете. Добавлю, что карточку-ключ я лично положил на столик. И она исчезла. Убедительно?

– Не знаю, – растерялся Ираклий, – я даже думать об этом не могу. Получается, что главные подозреваемые мы с господином Солицыным?

– Почему именно вы?

– Среди пятерых приехавших только мы двое мужчины.

– Я не сказал, что убийца был обязательно мужчиной.

– Тогда кто? – удивился Ираклий. – Полицейские сказали, что ему проломили голову. Чтобы так ударить, нужно приложить некоторое усилие, – он посмотрел на свои большие руки, – получается, что его мог убить или я, или его компаньон. И в обоих случаях есть очень четкий мотив. Я могу получить его большое наследство, а Солицын избавиться от своего компаньона.

– Вы неправильно поняли. Ему не проломили голову. Чтобы сломать череп, нужно приложить большие усилия. Но его ударили лампой. И удар пришелся в висок. Возможно, его даже не хотели убить. Трудно убить лампой, если убийца на это рассчитывал. Возможно, его хотели оглушить. Но удар пришелся в висок, и Золотарев сразу умер. Для такого удара не обязательно быть сильным мужчиной. Этот удар может нанести и женщина, даже очень хрупкая. Теперь вы меня понимаете?

– Вы говорите страшные вещи, – признался Ираклий, – я даже думать об этом не хочу. Никто из нас не мог его убить, я в этом убежден.

– Тогда кто к нему приходил? Компьютер четко зафиксировал, что в первый раз после моего ухода дверь дважды открывали изнутри, а во второй раз, примерно еще через час, сначала снаружи, а затем изнутри.

– Там все перепутали, – неожиданно улыбнулся Ираклий. – Когда вы уходили, вы сами открыли дверь изнутри, а когда вошел убийца, он открыл дверь своим ключом. Вот поэтому все думают, что Петр Константинович сам открыл дверь.

– Не подходит, – возразил Дронго, – я был в этом номере минуту или две. А дверь открывали изнутри через два часа. Совсем не подходит. Там кто-то был. И этому человеку открывал дверь сам погибший. Кроме того, там исчез ключ, а это тоже говорит в пользу моей версии.

Ираклий прикусил губу.

– С вами трудно разговаривать, – признался он, – но я все равно не верю. Не хочу верить.

– Правильно делаете. А какие отношения у вашей супруги были с Солицыными?

– Нормальные. Господина Солицына она называла «дядя Павел», а его жену просто Инна. Я бы не сказал, что мы с ними очень дружили, но отношения были достаточно хорошие. Хотя я чувствовал некую настороженность в этих отношениях.

– Почему?

– Инна раньше была секретарем Павла Солицына. Они хоть и компаньоны с Петром Константиновичем, но сидели в разных местах. Компанией руководил сам Золотарев, а у Солицына был офис совсем в другом месте. Но каждый раз, когда кто-то звонил Солицыну, его соединяла с ним именно Инна. Вы меня понимаете? Она была раньше его секретарем, а потом стала его женой. Такое серьезное изменение статуса. Ей, конечно, никто и никогда не напоминал об этом, но некая настороженность все равно чувствовалась. И в отношении к ним других людей тоже было это. Такой мезальянс, который не всегда нравится окружающим. Считается, что умелая девушка ловко окрутила своего шефа-вдовца.

– Вы так не считали?

– Нет, конечно. Вы ее видели? Эффектная блондинка. Очень красивая. У Солицына всегда был хороший вкус. Скорее она сделала ему одолжение, выйдя за него замуж. У них разница в возрасте лет двадцать. И она очень эффектно смотрится в дорогих нарядах. Во всяком случае, рядом с ним она выглядит настоящей леди. Как будто никогда не была его секретарем.

– Двадцать лет разницы, – напомнил Дронго, – а вы меня еще спрашивали про ваши девять лет.

– Это разные вещи, – упрямо возразил Ираклий, – у нас с Лизой первый брак. Мне тогда было двадцать восемь с половиной, а ей только девятнадцать. Нормальная семья. А у Солицыных все немного иначе. Он был женат дважды. Первая жена родила ему сына, вторая погибла, третья оказалась его секретарем. У него совсем иная ситуация. И разница в двадцать лет здесь более чем оправдана. Он же не мог жениться на сорокалетней старухе, своей сверстнице.

– Вы иногда противоречите сами себе, – заметил Дронго. – Только несколько минут назад вы сказали, что ваша теща в свои сорок три года выглядит почти идеально. А теперь говорите о «сорокалетних старухах»?

– Не ловите меня на словах, – взмахнул руками Ираклий, – Алиса Владимировна сумела прекрасно сохраниться. Это ее достоинство. Но после сорока женщине трудно выйти замуж. А Солицын был здоровый, сильный мужчина в свои сорок пять или сорок шесть. Он же не мог жениться на своей сверстнице. Ему нужна была молодая и красивая супруга. Если хотите, даже для его тонуса.

– У вас образная речь, – похвалил своего собеседника Дронго, – что вы заканчивали?

– Институт дружбы народов. Специализировался на немецком языке, – усмехнулся Ираклий, – спасибо за комплимент.

– Да это не комплимент. Я пытаюсь понять отношения между членами вашей небольшой группы. А как к Инне относилась Алиса Владимировна?

– Нормально. Спокойно и холодно, как и ко всем остальным. Никогда не показывая своих эмоций. По-моему, она тепло относилась только к одному человеку. К Павлу Солицыну. Мне кажется, она немного жалела его погибшую жену. Во всяком случае, Лиза говорила мне, что они были с погибшей в хороших отношениях.

К ним подошел один из сотрудников полиции, который позвал Ираклия наверх, на допрос к комиссару Морено. Ираклий извинился и, поднявшись, отправился вслед за офицером. Дронго увидел подходившего к нему Гарригеса.

– Как у вас дела? – спросил Дронго.

– Никак, – пожал плечами Гарригес, – жена и дочь ничего не знают. Они все еще в состоянии шока. Невозможно разговаривать. Сейчас будем допрашивать его зятя. Может, он что-то знает. А какие успехи у вас?

– Не очень большие. А с компаньоном погибшего вы уже беседовали?

– Нет. Будем беседовать позже. Он сейчас в отеле, а его супруга уехала. Говорят, что она скоро приедет, пошла по магазинам. – Гарригес тяжело вздохнул. Это было его первое серьезное дело в новой должности.