Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа - Жорж Сименон Страница 11

И, не дожидаясь реакции Эли, она устремилась в гранатовую комнату, откуда вернулась с фотографиями в руках. Они не были вставлены в рамку и явно были сделаны тем же аппаратом, что и снимки дома.

— Никогда не думала, что кто-то может так позировать для фотографий!

Их было шесть штук, четыре — с одной женщиной, две — с другой. Женщины были обнажены и либо лежали на кровати, либо стояли у окна.

Снимки были сделаны в двух разных комнатах с самой простой мебелью, видимо, из тех, что снимают на время, поскольку нигде не было видно никаких личных предметов.

Из-за плохого освещения фотографии были нечеткими.

Одна из женщин, которая помоложе и покрасивее, явно чувствовала себя неловко, стесняясь своей наготы, в то время как другая, с такой же пышной грудью, как у мадемуазель Лолы, позировала с распутным цинизмом.

— Вы могли бы о нем такое подумать? Не понимаю, как он умудрился встретиться с этими девицами, если только недавно приехал и знает не больше двадцати слов по-французски! Больше всего я боюсь, как бы он не подцепил какую-нибудь скверную болезнь.

Эти слова, прозвучавшие из ее уст, показались Эли такими же непристойными и тягостными, как черные треугольники обеих женщин, изображенных на фото.

— Наверное, я должна написать его матери, ведь она так любезна со мной и так мне доверяет, но мне не хотелось бы ее тревожить.

— Вам не нужно этого делать, — нехотя произнес он.

— Вы считаете, что я должна сама поговорить с ним? Я уверена, что он даже не догадывается о риске, которому подвергается. Может быть, это сделаете вы?

— Это не мое дело.

— Но он младше вас!

— Всего на три года.

— В нравственном отношении он гораздо моложе. Чувствуется, что у него нет никакого жизненного опыта. Этим женщинам нужны только его деньги. Они расшатают ему здоровье. С тех пор, как он рассказал мне, что нашел здесь румынских друзей, я беспокоюсь за него, потому что, будь это благовоспитанные молодые люди, он пригласил бы их сюда.

Она действительно переживала.

— Подумайте, мсье Эли. Сделайте это ради меня. Я уверена, что вас он послушается. Он относится к вам с уважением… Мне пора идти убирать в комнатах. Возьмете два литра молока, как обычно?

Она забыла фотографии на столе, и, когда вернулась за ними, чтобы положить на место, Эли, разглядывавший их, резко отпрянул назад. Заметила ли она это? Только что, когда хозяйка показывала ему эти снимки, он почувствовал, как кровь прилила к его лицу, а когда она заговорила о скверных болезнях, отвернулся, чтобы она не заметила его смущения.

Он как раз переболел одной из таких болезней, прямо здесь, два года назад, и лечение ему стоило большого труда, поскольку он изо всех сил старался, чтобы мадам Ланж ничего не заподозрила. Девица, которая его заразила, была как две капли воды похожа на пышногрудую проститутку со снимка, и он подумал, что это вполне могла быть она. Обе женщины принимали преувеличенно развязные позы.

В Вильно, в его родном квартале, где парни и девушки рано начинали вести сексуальную жизнь, у Эли не было женщины. В Бонне тоже подобная мысль не приходила ему в голову.

В первый и единственный раз это случилось с ним в Льеже, когда он как-то вечером сбился с пути и вышел на улицу, где в каждом окне маячила более или менее раздетая женщина, жестами зазывая к себе прохожих. На порогах домов тоже стояли женщины, которые подходили к мужчинам и хватали их за руки, говоря непристойности.

Сначала он испугался и быстро прошел мимо, стараясь не смотреть на них, резко вырываясь, когда они пытались взять его за руку. Выйдя на более спокойную улицу, он остановился, чтобы перевести дыхание, с удивлением ощущая, как сильно бьется в груди сердце.

Когда-то давно в Вильно, когда ему было восемь или девять лет, родители отправили его вечером за покупками довольно далеко от дома, и он услышал позади себя торопливые шаги на затвердевшем снегу. Он не стал оглядываться, уверенный, что гонятся за ним, возможно, для того, чтобы его убить, и бросился бежать со всех ног, в то время как ритм шагов за спиной тоже ускорился.

Он бежал так минут пять, не меньше, пока не выбрался на освещенный перекресток, где, задыхаясь, остановился рядом с извозчиком, дремавшим в своих санях.

Его сердце тогда билось точно так же, как оно будет биться в Льеже, на улице проституток, несколько лет спустя. Никто его так и не нагнал. Он больше не слышал ничьих шагов, которые, вероятно, удалились в другом направлении.

В тот вечер он заставил себя проделать тот же путь обратно и, вернувшись домой, никому не рассказал о происшествии.

В Льеже он обогнул квартал и, превозмогая страх, от которого дрожали колени, снова прошел по этой улице, слегка замедлив шаг и украдкой бросая взгляды на освещенные окна. Даже теперь, по прошествии двух лет, он отчетливо помнил звук механического фортепьяно, доносившийся из открытых дверей одного из домов, и отвратительную женщину, которую он в гневе оттолкнул после того, как она попыталась схватить его шляпу.

Дойдя до поворота улицы, он обошел вокруг, чтобы выйти в ее начало.

Он решил, что сделает это сегодня вечером, и ждал, пока к нему вернется спокойствие; на этот раз он уже мог смотреть на лица, фигуры. В одном из окон он заметил девушку, которая шила, склонившись над своим рукоделием, и, когда он проходил мимо, подняла на него глаза и ободряюще улыбнулась.

Она была темноволосой, моложе, чем остальные. На вид ей было не больше двадцати лет, и ее лицо выражало ту же мягкость и покорность, которые читались на лице дочери мадам Ланж, когда она занималась шитьем с отсутствующим видом, словно не замечала ничего вокруг.

Эли не осмелился вернуться назад. Он решил сделать круг в последний раз и остановиться возле нее. По улице ходили другие мужчины, и когда он вернулся несколько минут спустя, штора была опущена, а дверь закрыта.

Дальше он прошел всего метров двадцать. Дородная блондинка, что-то вязавшая из светлой шерсти, прислонившись к косяку двери, окликнула его хриплым голосом. Он вошел, даже не взглянув на нее, она опустила штору, сдернула покрывало с кровати.

Когда она вновь открыла дверь, то, прощаясь с ним в сумраке улицы, добавила:

— Не переживай. Такое случается.

Три дня спустя он обнаружил у себя эту болезнь. Чтобы не платить врачу и не рассказывать об этом никому из студентов, которые могли бы помочь ему советом, он просмотрел соответствующие издания в университетской библиотеке и принялся лечиться сам.

Даже теперь он не был уверен, что окончательно выздоровел. Он больше не вступал в связь ни с одной женщиной. У него не было на это желания.

Суп начал закипать в кастрюле. Первые красные хлопья пепла упали из решетки. Было слышно, как ветер гудит в трубе. Мадам Ланж спустилась в погреб, чтобы насыпать ведро угля для мадемуазель Лолы.