Щит и меч Венеры - Ольга Степнова Страница 11

— Слава Лавочкин меня все зовут. Вячеслав, если угодно. — Юноша зачем-то подпрыгнул и поклонился. Видимо, у него были какие-то свои представления о хороших манерах. К кофе он не притронулся.

— Слава, давайте определимся сейчас, какие алиби были бы убедительны для ваших девушек.

— Я точно знаю, какие! Наташке мне нужно показать телеграмму из села Алешкино от моей сестры. Текст нужен такой: «Мама тяжело заболела, срочно приезжай. Люба». Наташка она такая — для нее семейные проблемы святые. Она нисколечки не обидится, что я к больной маме на электричке ринусь, она еще и подарков мне с собой соберет. Только вот от мамы ей тоже гостинцев привезти надо — сала там домашнего, варенья, соленья, всякой муры из огорода. А еще лучше фотки ей показать семейные, как я с больной мамкой в обнимку у кровати сижу. Наташка подозрительная очень, сразу чует, когда я ей вру. Телефона в моей деревухе нет, позвонить она мне не сможет, а вот фотки для нее лучшим доказательством будут. Сумеете смонтировать? Я оригиналы вам принесу. А телеграмму сможете от лица Любки из моей деревни дать? Деревенские подарки организуете? Сейчас на рынке такую дрянь продают, на деревенские соленья это не тянет. Наташка сразу поймет, что не домашнее это, не для себя заготовлено…

— Сумеем, сможем, организуем, — вздохнул Константин Жуль.

Видно было, что Лавочкин как клиент ему не очень-то интересен. Вернее, был бы он первым клиентом, Жуль бы в лепешку расшибся, чтобы угодить парню, но на фоне чертовой Милды и усатого папика юноша бледно смотрелся.

— А вот с Дашкой труднее придется, — продолжил свой рассказ Лавочкин. — Дашку больной мамой не убедишь, да и два одинаковых алиби делать не хочется. Я тут думал, думал, что ей наврать, и придумал. Мне нужна повестка из прокуратуры. Или из милиции. Чтобы меня вызвали как свидетеля какого-нибудь происшествия именно на то время, когда состоится бой.

— А в какое время состоится бой? — спросила я.

— В пять часов вечера. Я что, не говорил?

Мы с Жулем переглянулись. Кажется, шеф нахмурился.

— Вы сможете мне повестку организовать? Только настоящую, с печатью, Дашка на юридическом учится, она подделку сразу распознает.

— Сможем, — кивнул Жуль. — У меня много приятелей в уголовном розыске.

Шеф взял чашку и выпил остывший кофе.

— Правда?! — обрадовался Лавочкин. — А скидочку оптовую сделаете? Я ведь два алиби сразу заказал!

— Сделаем, сделаем, — пробормотал Жуль, взял бумажку и написал на ней какую-то цифру. Какую, я не увидела.

Юноша посмотрел на бумажку и полез во внутренний карман за бумажником.

— Вы можете заплатить сейчас лишь половину, — сказал ему шеф, глядя, как тот, послюнявив палец, отсчитывает деньги, которых в кошельке оказалось достаточно много.

— Нет уж, я лучше все сразу. А то скажете потом, за алиби плати отдельно, за вход — отдельно. Вы чек мне дадите?

Жуль засмеялся.

— Ась, нарисуй ему чек на семьсот долларов! Напиши там — за организацию алиби Наташке и Дашке.

— Ой, ладно, не надо, — махнул рукой Лавочкин. — За дурака тут меня держите! Я ведь почему к вам пришел — самому мне все чисто не организовать. Где-нибудь обязательно проколюсь. Поэтому я решил к профессионалам обратиться. Вот вам моя визитка, — он протянул глянцевый прямоугольник, — связывайтесь со мной по рабочему телефону. Завтра я привезу вам фотки, которые нужно состыковать на компьютере. Смотрите, не обманите!

С этими словами он скрылся за дверью.

Мы с Жулем посмотрели друг на друга. Не знаю, как у меня, а у Константина вид был очень растерянный. После минутной паузы шеф сказал:

— Ась, я, конечно, рад, что наш бизнес сдвинулся с мертвой точки, но… — Он нервно подергал себя за галстук и снова молча уставился на меня.

— Да уж, похоже, полгорода решили срочно обзавестись алиби на пять часов вечера пятнадцатого июня, — пробормотала я. — Может, закроемся уже на сегодня, от греха подальше?

— Может, и закроемся. От греха подальше. — Константин сгреб со стола деньги, оставленные Лавочкиным и протянул их мне. — Держи, на мелкие расходы. Кофе в контору купишь и колготки себе новые.

Терпение мое лопнуло, я решительно открыла рот, чтобы сказать, что я Мисс Россия-2004, что на мне нет колготок, что я загорала, загорала и загорала на местном пляже до опупения, чтобы ему, гаду, понравиться, но… Ничего я сказать не успела, потому что в контору ввалился Нара.

Он как-то странно посмотрел на нас с шефом, вытащил из ушей наушники, чего с ним сроду не случалось, и, округлив глаза, поинтересовался:

— Я ничего не пропустил?

Мы с Жулем расхохотались.

* * *

Работа в «Алиби» закипела. В конторе стали появляться какие-то люди. Игнорируя мое присутствие, они шныряли туда-сюда, уединялись и совещались о чем-то с шефом, убегали, потом прибегали снова и опять совещались.

Я принципиально ничего не подслушивала. Я купила самоучитель итальянского языка и пыталась его освоить.

Жуль про меня забыл. Я же согласилась отработать алиби для усатого папика, чего ж ему было обо мне беспокоиться? Он полностью окунулся в работу со своими внештатными сотрудниками, которые бегали, выполняя его мелкие поручения и которые, собственно, и должны были организовать все тонкости автомобильной аварии для Милды, деревенские подарки и повестку из прокуратуры для Лавочкина. У господина Жуля оказалась масса полезных связей, которые он сейчас на всю катушку использовал. Похоже, он и вправду знал, что делал, организуя это странное во всех отношениях агентство. Дверь постоянно хлопала, на чистом линолеуме оставались следы грязных ботинок, а итальянские слова и выражения никак не хотели задерживаться в моей голове. Раздражение стало постоянным спутником моего настроения в эти дни.

Примерно в таком же расположении духа пребывал Нарайян. Он сидел в своем кабинетике с недовольным лицом, морщился, будто у него болел зуб, и что-то ваял на компьютере — видимо, фотографии, подтверждающие пребывание Лавочкина у постели больной мамы. Б.Г. принимал в этом процессе непосредственное участие, это подтверждали наушники, торчавшие в ушах Нарайяна.

Пару раз в агентство забегала Милда. Оставляя в приемной шлейф тонкого аромата и, блеснув ярко-карими глазами, она исчезала в кабинете шефа, где восстанавливалась подозрительная тишина.

Я не подслушивала. Зачем? Она лет на десять старше меня; ноги, волосы, губы, глаза, рост — ничто в ней не устроило бы членов жюри, присуждающих титул «Мисс». Я несомненно лучше, и если господин Жуль этого не понимает… то рано или поздно поймет. Нужно только подождать.

Минут через пятнадцать Милда уходила, а Константин выходил из кабинета довольный. Он щурился и курил.

— О, а почему итальянский? — равнодушно спросил он как-то меня, заметив самоучитель.