Год сыча - Александр Аде Страница 11

– А-а… да. Было такое.

– И что она?

– Ответила: имеется.

– И ты, конечно, попытался разведать, кто такой?

– Знал бы, что так обернутся события, обязательно бы спросил. И даже было подобное желание, чего скрывать, но погасло. В сущности, какой прок от того, что тебе станет известно, с кем спит твоя бывшая пассия? В словах Леты было такое женское ехидство, торжество, дескать, съел? Всякая охота спрашивать пропала.

– Вот список ее знакомых. Погляди внимательно. Вдруг я кого упустил?

Неторопливо надев очки, он разглядывает бумажку.

– Практически никто из них мне не известен. Погоди… – морщится он, – постой… Как-то раз я видел ее с девчонкой, этакой булочкой в очках. Имени не запомнил. Лета представила ее как школьную подругу. Не знаю, есть ли она в твоем списке…

В моем списке подружки-булочки нет.

На этом отрадном факте мое знакомство с телеведущим завершается. Отлепляюсь от стойки и мимо мужика, орущего в мобильник: «Сегодня приду поздно, я пьяный!», мимо притулившейся к стене поддатой бабы выхожу на улицу.

Десятый час вечера, а небо лишь чуточку потускнело. Вливаю «жигуль» в поток машин. По дороге звякаю Ларисе, интересуюсь подружкой-булочкой. «Была у Леты такая приятельница, – немного удивленным голосом отвечает она, – классе в восьмом-девятом, точно не помню. Не близкая, слишком велика была разница в интеллекте. Иногда в кино сбегают или Лета даст ей свое домашнее задание списать. Вряд ли она чем-то сумеет вам помочь. Как только отыщу ее телефон, позвоню».

Прочирикав галантное спасибо, отключаюсь.

* * *

23 мая среда. Около полудня в заднем карманчике моих джинсов раздается пульсирующе-вибрирующий зуммер мобильника. Выуживаю сотовый, продолжая управлять летящим во всю прыть, рвущим постромки «жигулем». Лариса, честь ей и хвала, сообщает телефон Леточкиной подруги. Зовут подружку Кларой. Тут же набираю номер и слышу в ответ долгие гудки. Похоже, на работе.

Снова звоню по тому же номеру уже из дома. Я плотно поужинал и оттого размягчен и благодушен, как упитанный мопс, нежащийся на мягкой подушечке. В трубке появляется голос немолодой женщины. Прошу позвать к телефону Клару. Повисает опасливая пауза, после чего голос корректно, но непреклонно просит меня представиться и – если нетрудно – объяснить, по какому поводу звоню. Мне нетрудно. Представляюсь, объясняю – и в мое ухо вбегает дружелюбный, насмешливый картавый Кларин голосок. Без проволочек договариваемся о встрече. Завтра. В ее квартире. В восемнадцать ноль-ноль.

* * *

24 мая. Четверг. В дверном проеме возникают желтенькая футболочка и голубенькие штаны. Полное свежее веснушчатое личико Клары появляется как бы позднее, настолько оно невыразительно и смазано. Самое примечательное в нем – массивные очки. На горизонте маячит другая дородная фигура, должно быть, Клариной матери. В моей башке тотчас сплетается возможная история этих женщин.

Мамаша, которой, судя по виду, под шестьдесят, родила дочку лет в тридцать пять – отчаялась выйти замуж и решила ребеночка завести. И Клару, скорее всего, ожидает та же участь. Живут они тихонечко вдвоем и, наверное, счастливы.

Клара уводит меня на аккуратненькую кухню, где кастрюли, чайник и прочая надраенная до блеска посуда уставляются на нас в ожидании увлекательных подробностей.

Похрустывая предложенным печеньем, повествую о своем расследовании.

– Итак, – вздыхает Клара, – в вашем списке я замыкающая. Что ж, весьма характерно. Обо мне всегда вспоминают последней. Не надо оправдываться, я уже привыкла… С Леточкой я сидела за одной партой. Два последних года. Она пришла к нам из другой школы, и ее подсадили ко мне. Подруг у меня в классе не было, она тоже не вписалась в коллектив. Так что нам сама судьба велела сойтись. Дома я у нее была только раз и поняла: не ко двору. А вот Лета ко мне забегала. Хохотали, трепались, сплетничали, уроки делали.

– И кто у кого списывал, если не секрет?

– Как на духу – она у меня. В точных науках Лета была совершенно беспомощна, а мне они давались легко. Я окончила школу с серебряной медалью.

Она мило картавит. Есть люди, которых невозможно представить, например, без усов. Сбреет человек усы – и неполным становится, ущербным, как надкусанное яблоко. Клара из таких. Убери очки и картавость – ничего, похоже, и не останется.

– Вы встречались с Летой в последнее время?

– Полгода назад, кажется, в декабре… точно, под Новый год. Случайно, в супермаркете. В «Щорсовском». Была давка, толком не поговорили.

Внутренне сморщившись, выдавливаю набивший оскомину вопрос:

– Не заметили, она как-то изменилась?

– Появилась нечто… неуловимое. Трудно объяснить. Была как-то странно возбуждена.

– Если бы я сказал, что она колется, это бы вас удивило?

– Я как-то по-другому представляю наркоманов… на основании детективных сериалов. Впрочем, наверное, на начальной стадии практически незаметно… Да, пожалуй, я бы не удивилась.

– Не похвасталась она… так, между прочим… новым возлюбленным? Как обычно бывает между женщинами.

– Постойте… Было такое. Я поинтересовалась: нет ли у нее перемен в личной жизни? Лета засмеялась и ответила, что имеется некий очаровательный кавалер. Француз.

– Час от часу не легче. Где же она его подцепила?

– За что купила, за то продаю. Других сведений не имею.

Умненькие глаза Клары щурятся за толстыми стеклами очков, кривовато сидящих на картошечке-носике. Что-то есть в ней чрезвычайно симпатичное, располагающее.

– Неужто Виолетта решила выйти замуж за иностранца и уехать из страны?

Клара недоуменно вскидывает круглые плечики:

– По-моему, ей было комфортно и здесь… Хотя – боюсь соврать. Лета – вещь в себе, – изрекает Клара, превращаясь на миг в потешного пухленького мудреца с соломенного цвета растрепанными волосами. – Ее единственным другом была музыка. А мы, простые двуногие, могли рассчитывать разве что на хорошее отношение…

Прощаемся.

– Только не подумайте, что я бесчувственная. Мне очень, очень жалко Леточку!

Она снимает очки, вытирает мокрые, моргающие бесцветными ресничками глаза.

– До свидания, Клара.

– Лучше зовите меня Кло. Ненавижу свое имя! Мамуля считает его романтичным. Как же, оно такое редкое! А, по-моему, оно ужасно – старомодное, пропахшее нафталином, как прабабушкин салоп. Признайтесь: как только услышали его, сразу вспомнили про Клару и кораллы.

– Всего доброго, Кло.

– П’гощайте, – и она захлопывает за мной дверь.

По горячим следам звоню Ларисе. «Уверена, – говорит она, – никакого француза в окружении Леты не существовало. – А на мое предположение, что Француз – прозвище, отвечает неожиданно жестко и неприязненно: – С теми, у кого вместо имени кличка, дочь не якшалась».