Тайный суд - Вадим Сухачевский Страница 11

И снова барон хохотал (замечу, кстати, в последний раз хохотал в своей жизни), рассказывая челяди об этом приговоре, однако, говорят, хохот его был уже далеко не столь весел. А вовсе он помрачнел, когда на следующий день обнаружил в своих покоях слово, начертанное углем на стене. Это слово было «палка».

Барон отдал приказ усилить караулы. Теперь стража бодрствовала возле его покоев денно и нощно… Длилось это, правда, недолго, ибо на третий день барон неведомым образом из своих запертых покоев исчез.

Нашли его на другой день на лесной поляне, неподалеку от замка. Он лежал распростертый, и из груди у него торчала заостренная палка, которой он был пригвожден к земле.

Ну, что вы на это скажете, милейший Юрий Андреевич?

– Выходит, крестьяне все же каким-то образом добрались до него… – проговорил Васильцев. – Как им, однако, удавалось пробираться в замок?

– Вопрос о том, как все это было проделано, давайте-ка мы с вами до поры отложим, – сказал Домбровский. – Покамест я предлагаю вам лишь обозреть, что происходило. И ради бога, оставьте вы в покое крестьян! Чтобы несчастные, забитые смерды проделали столь замысловатую комбинацию!.. Будьте же вы, наконец, реалистом.

После всего услышанного пожелание быть реалистом показалось Юрию достаточно нелепым, однако он промолчал.

Домбровский продолжил:

– Во всяком случае, люди, жившие в ту пору, были большими реалистами, нежели вы. Весть о том, что произошло с саксонским бароном, разнеслась довольно быстро, и когда вскоре после этого некий лотарингский виконт, повинный в таких же, что и тот барон, злодеяниях, получил послание Тайного Суда, он, полагаю, вовсе не расположен был смеяться. На заседание Суда он, понятно, не явился, замок свой повелел охранять, как осажденную крепость, но, обнаружив на стене приговор, в котором значилось одно слово: «камень», и сообразив, что никакая стража и никакие стены не могут стать надежной защитой, принялся искать спасения у Господа. По дюжине раз на дню он входил в часовню, расположенную внутри замка, запирал за собой железную дверь, за которой была выставлена многочисленная стража, и там, в часовне, предавался молитвам, вымаливая прощение у Всевышнего.

Там его и нашли после того, как однажды он слишком долго оттуда не выходил. Он лежал на полу, и голова его была размозжена тяжеленным камнем. Ну? Тоже спишите на местных крестьян?

– Нет… – произнес Юрий. – Не могло в разных местах все быть столь одинаково…

Домбровский удовлетворенно кивнул:

– Наконец-таки, вы, Юрий Андреевич, кажется, начинаете прозревать!

– Но все-таки… – вымолвил Васильцев, – как это возможно? В запертой часовне, при многочисленной охране…

– Эх, снова вы о деталях! А мне они, признаться, не столь интересны. Никогда, право, не вдавался в такие подробности. В данном-то случае, положим, все весьма просто: должно быть, камень особым образом загодя закрепили под крышей часовни с таким расчетом, чтобы он рухнул на голову тому, кто станет на колени перед алтарем. Известная ловушка, придуманная в древние времена. Поверьте, по поручению Суда действовали… да и действуют люди, порой много, много более изобретательные.

Юрий проговорил:

– Стало быть… Стало быть, у вас есть свои… исполнители?.. И они…

– Да не плутайте вы, Юрий Андреевич, в словах, – перебил его Домбровский. – Исполнители – это не у нас, исполнители – это в НКВД… Стыдливы на слова – ну прямо как девицы на выданье! Все-то они подают в изящной словесной упаковочке, отчего мерзость, право, не перестает быть мерзостью, ибо чтó может быть мерзостнее, чем вынести и исполнить заведомо неправедный приговор? Они и сами, видно, сие понимают, отсюда и вся эта нынешняя шелуха словесная: «исполнители», «пролетарское возмездие»… Нет, по приговору Тайного Суда осуществляется именно что казнь, и осуществляют ее, разумеется, палачи! Кстати, одного из них, Викентия, вы нынче имели возможность видеть воочию, он и сейчас ожидает нас с вами в автомобиле.

Услышанное покоробило Васильцева. Лицо, вероятно, выдало его, потому что Домбровский сказал:

– Да не волнуйтесь вы так, Юрий Андреевич!

– Да и о чем же, право, тут можно беспокоиться? – отозвался Васильцев. – Вас ожидает палач! Приятнейшая перспектива!

Домбровский строго произнес:

– Не надо иронизировать, молодой человек. Викентий принадлежит к весьма уважаемой династии, ибо должность эта передается по наследству, так же, как некогда у вошедших в историю знаменитых французских палачей Самсонов. Поверьте, батюшка ваш покойный относился к Викентию и ко всем его предшественникам с истинным почтением.

– Вы хотите сказать, – нахмурился Юрий, – что отец…

– …мог пожимать руку палачам? – закончил за него Домбровский. – Ну разумеется. Викентий и его предки всегда были далеко не последними лицами в Тайном Суде. Я имею в виду не только исполнение приговоров, но и всю подготовительную работу, кою осуществляет его группа. Надо же собирать доказательства вины подсудимого, надо разыскивать осужденного, если тот пытался скрыться.

Добавлю, кстати, что ни одна такая попытка не увенчалась успехом ни для одного из приговоренных. Так, в семнадцатом веке один французский маркиз, получив извещение о том, что суд над ним состоялся и приговор уже вынесен, спрятался в самом Лувре (он был каким-то родственником королевы) и ни на миг не покидал дворец. Там, во дворце, его стража и нашла. В дворцовом нужнике, если быть совсем уж точным, где он был повешен на потолочной балке.

– «Веревка»… – машинально произнес Юрий.

– Именно так!.. Или – веком позже – история с польским магнатом. Этот бросал своих податных в каменный мешок на голодную смерть, если они вовремя не расплачивались по оброку, а узнав о приговоре Суда, втайне, под чужим именем, удрал аж в Вест-Индию. Где два года спустя и нашел свой конец. Его потом обнаружили в заваленной камнями пещере, и подле него лежало два мешка с высохшей травой. Третий мешок был пуст: мучительно страдая от голода, он съел мешок травы, пока не умер той же смертью, которой не раз предавал других.

– «Трава», «страдание»…

– Да, да! – подхватил Домбровский. – Вот и ответ на один из ваших вопросов. «Палка», «камень», «веревка», «трава», «страдание» – все это из давней истории нашего сообщества. Но мы сейчас о другом – о роли в этой истории предшественников Викентия. Суд лишь выносит приговоры, но без таких людей, как Викентий, приговоры Тайного Суда превратились бы в пустое сотрясение воздуха… – Домбровский вдруг спохватился: – Господи, да совсем же забыл! Держите… Тоже, кстати, не обошлось без помощи Викентия. – С этими словами он протянул Юрию паспортную книжицу.

Васильцев открыл ее. Это был его, Юрия, паспорт. Никакой радости он, однако, не почувствовал. Даже если они каким-то путем добыли его паспорт, ровным счетом ни от чего нынче в СССР наличие этой книжицы не спасало.