Завещание поручика Зайончковского - Мариэтта Чудакова Страница 11

– Ох, моченьки же моей нету!.. – выкрикивала старушка и утирала маленькой сухонькой ладошкой слезы. От безудержного смеха они градом катились по ее коричневым, иссеченным мелкими морщинками щекам. – Ох, да уморил же совсем, ну тя к лешему! – выкрикивала она.

– Еще пять минут осталось до перерыва, – объявил толстощекий мальчик, поглядывая на часы и одновременно во двор, где давно изнывали в ожидании два его приятеля. – Давай, ба, слушай – не отвлекайся!

…А дело все было в том, что месяца полтора назад тяжело заболела прабабушка Игната, которую он любил больше всех на свете. К тому же у него больше никого на этом свете вообще-то и не было – ни папы, ни мамы, ни бабушек, ни дедушек. Как это случилось – разговор особый, и не о том сейчас речь. А о том, что, поскольку Игнат и был главным ее родственником, то, несмотря на его малолетство, ему врачи и сообщили диагноз, практически не оставлявший надежд.

Другой парень на его месте стал бы горько плакать – когда, конечно, никто не видит. И все. Но совершенно не таким человеком был Игнат. Он не опустил руки, а погрузился в Интернет, где чувствовал себя, скажем прямо, как дома.

Заметим, что вообще-то в Эликманаре Интернет, кроме него, был только еще у одного человека, о котором речь пойдет дальше.

Лично мы считаем, что алтайский климат вообще, а чемальский – в особенности – наверняка влияет на активность человека. Тем более – на умственную. И у нас сейчас речь пойдет как раз о той замечательной умственной активности, которую развил чемальский юный житель Игнат Вайдуров. Как знающие люди сразу увидят по его фамилии, корни у Игната были алтайские, физиономия же вполне славянская. Но он, во всяком случае, соединил в себе энергию – или, как сегодня чаще говорят, энергетику – двух народов.

И, лазая по Интернету, узнал, что серьезный медик Майкл Миллер из университета Мэриленда (натурально, в Америке) считает, что получасовые смеховые процедуры три раза в неделю и четверть часа смеха ежедневно при их объединении в общий, так сказать, курс лечения сильно способствуют улучшению кровообращения. А именно его-то и нужно было Игнатовой прабабушке улучшить в первую очередь.

Сказано – сделано. И вот уже третью неделю все друзья Игната искали самые смешные книжки всех времен и народов и тащили к нему домой. Он читал их прабабушке вслух. И – хотите верьте, хотите нет, но вот уже пятый день, как, по мнению врачей, старушка явно шла на поправку!

Сегодня они закончили, скажем так – одну упаковку этих специфических лекарств. И должны были раскупорить новую.

…Два часа спустя набегавшийся и запыхавшийся Игнат уселся перед отдохнувшей прабабкой с новой книжкой в руках.

– Ба, есть, значит, такой американский писатель – Брет Гарт. Он вообще-то про золотоискателей писал – интересно очень, но смешного не больно много. Больше стрельбы, а ты это не любишь.

– Да уж, стрельбы на моем веку хватило, – уверенно подтвердила старушка.

– Но есть у него рассказ про медвежонка. Один американец…

– Давай-давай, сынок, про медвежонка. Я уж чувствую, что мне понравится.

– …остановился в доме своего приятеля. И тут такое дело. Вдруг в его комнате…

Игнат открыл заложенную страницу.

– «…Из-за топчана стало появляться что-то похожее на огромную муфту. Наконец оно совсем вылезло… Трудно представить себе что-нибудь потешнее этого медвежонка, когда он медленно поднял на меня удивленный взгляд своих маленьких глазенок. Задние лапы у него были настолько длиннее передних, что при ходьбе то и дело путались и лезли вперед. Он опрокидывался, натыкаясь на свой остренький добродушный носик, и, невольно кувыркнувшись, каждый раз поднимал голову с видом полнейшего недоумения».

– А откуда он взялся-то? – спросила заинтересовавшаяся прабабка. Смешного она пока не слышала. Но держалась наготове.

– Ну, старатели его из-под убитой медведицы вынули. И забрали к себе на прииски, чтоб не погиб. Ну, слушай дальше: «Он был еще так мал, что почти человеческие ступни его были нежны, как у ребенка. Кроме стальных голубых коготков, наполовину скрытых в пальцах, во всем его толстеньком тельце не было ничего твердого». Ба, ты слушаешь или не слушаешь? Кому я читаю-то?

– Слушаю, слушаю. А чего ж я еще-то делаю? Голубые коготки… Ума рехнуться.

– «…Когда рука погружалась в его шерстку, вы испытывали какое-то сладостное чувство. На него прямо нельзя было наглядеться, гладить его было очень приятно, а возиться с ним можно было без конца».

Прабабушка не смеялась, но на лице ее читалось полное расслабление и удовольствие. А физиономия правнука, наоборот, была серьезной и напряженной.

Дело в том, что книжек, подряд смешных от первых строк до последних, не так-то много, а может, и вообще нет. Поэтому в каждой ему приходилось выискивать смешные страницы, а то, что между ними, – коротко и толково пересказывать. А это – каждый знает – совсем не просто. Игнаша сначала читал книжку, делал закладки в нужных местах, потом просматривал еще раз. Если любишь свою бабушку – это еще не самое тяжелое дело.

– И вот человек этот навозился и наигрался с Малышом – это такое имя у медвежонка, – а на другой день ему уезжать. Хозяин медвежонка – его приятель, Дик Сильвестр. Он ужасно любил своего Малыша! Даже спрашивал – не в шутку, имей, ба, в виду, а серьезно: «Говорят, он похож на меня. Не находишь?»

В общем, этот медвежонок так въелся в душу обоим, что тот, который с ним играл, – понятно, ба? – он накануне отъезда берет со своего приятеля клятву. Поклянись, говорит, если тебе когда-нибудь придется расстаться с Малышом, медвежонок перейдет ко мне. Ну тот, конечно, клянется. Только говорит так: «О смерти мне думать еще рано, а кроме смерти не знаю, что может нас разлучить».