Жар небес - Сандра Браун Страница 11

— Боже, что у тебя с рукой? — удивилась Трисия. Пройдя к столику на колесах, Шейла налила себе кофе из серебряного кофейника, вежливо отклонив нелюбезное предложение миссис Грейвс принести горячий завтрак.

— Вчера вечером в нашем лесу на меня напал бойцовый бультерьер.

Шейла пересказала им случившееся, ни словом не упомянув Кэша Будро.

— Тебя надо немедленно отвезти в больницу, — озабоченно сказал Кен.

— Меня уже осмотрели. И обработали раны, как видишь, — сказала она будто мимоходом, надеясь, что они не станут вдаваться в детали.

Чтобы избежать вопросов, она поспешно объявила:

— Я собираюсь привлечь этого Флина к ответственности.

Вот в этом месте они и расхохотались.

— Шейла, против этого не существует закона, — с отеческой снисходительностью к ее наивности сказал Кен, все еще продолжая улыбаться.

— Почему же? Обязательно должно быть местное или государственное запрещение разводить подобных собак.

— Нету. В Хевене занимаются разведением бойцовых бультерьеров уже сто лет. Притом Джигер всегда держит их под замком.

— Почему же эта свободно разгуливает в наших владениях?

— Думаю, это случайность.

— Слишком дорогая случайность. К тому же это не первый раз. Мне рассказывали, что уже был случай нападения на ребенка.

— Парень ехал на велосипеде слишком близко к дому Джигера.

— Поэтому на него можно натравить собаку?! — гневно воскликнула Шейла. — Я сделаю все возможное, чтобы этого больше не повторилось.

— От шерифа ты ничего не добьешься. Он, конечно, нанесет официальный визит Джигеру, но знаешь, чем это кончится? Они разопьют бутылочку виски и обменяются по поводу тебя парой скабрезных шуток.

Сейчас Шейла не могла бы сказать, кто ей более противен — Кен или Трисия.

— Значит, вы предлагаете оставить все как есть? Будто ничего не произошло?

— Это будет лучше всего, — подытожил все сказанное Кен, поднимаясь и традиционно целуя Трисию в щеку. Шейлу он мимоходом потрепал по плечу. — Пока, девочки. Сегодня в десять у меня первый удар по мячу.

Шейла проводила его глазами со смешанным чувством испуга и отвращения. Его равнодушие к страшному ночному происшествию оскорбило ее и укрепило в намерении действовать. Джигер должен понести наказание. Один раз в жизни она уже позволила себе сдаться и впасть в отчаяние — это было, когда Трисия объявила о своей беременности. Но больше она такого не допустит. Как показало время, возмещения потерь не бывает. Жертв несправедливости не превозносят, а презирают.

— Не могу поверить, что не кто иной, как Кен, советует мне промолчать. Он всегда был готов защищать обиженных, не заботясь о последствиях.

— Тогда он был студентом, Шейла. А теперь, слава Богу, повзрослел.

— То есть ты с ним полностью согласна, да?

— Конечно. — Трисия вернулась к своему недоеденному пирожному и слизнула с пальцев медовый крем. — Ты живешь у нас меньше недели. Не мути здесь воду, прошу тебя.

— Так это, значит, я виновата?! Я даже не предполагала, что такие мерзкие псы существуют на свете! И не узнала бы никогда, если бы на меня Не напали в моем собственном лесу.

Трисия тяжко вздохнула.

— Ты все-таки не можешь угомониться, да? Ты всегда должна сунуть нос куда не следует, да? Коттону нравилась твоя неуемная активность, но мы с мамой не знали, куда от нее деться. Все это так неприлично. Так… не изящно. — Она подалась вперед:

— Это мой дом, Шейла! Надеюсь, ты не посмеешь нас позорить? Я хочу иметь возможность высоко держать голову, когда выхожу в город.

Шейла отодвинула стул и бросила в свою чистую тарелку неиспользованную салфетку.

— Если власти не в состоянии защитить мою жизнь от этого легального преступника и его опасных животных, мне придется заниматься этим самой. И иди ты к черту со своими приличиями, Трисия!

— За последние сутки замечены некоторые улучшения, — сказал доктор Коллинз. — Хотя, конечно, радоваться рано. Но, если его состояние будет улучшаться даже такими незначительными темпами, мы сможем оперировать его уже через неделю.

— Я так рада, доктор!

— Повторяю — радоваться рано. Он все еще очень тяжелый больной.

— Я понимаю.

Доктор дружески улыбнулся ей. Когда человек так сильно любим, как Коттон Крэндол, и так близок к смерти, малейшая надежда обращается в радость.

Шейла нашла телефон-автомат и позвонила Трисии, чтобы сообщить хорошие новости. Об утренней размолвке она постаралась забыть. Затем она отправилась в реанимационную палату отца.

Трисия я Кен приехали после полудня. Всем троим пришлось просидеть в зале ожидания несколько томительных часов, чтобы каждый из них мог провести разрешенные две минуты в час у постели больного.

— Почему бы тебе не уехать с нами, Шейла? — спросил Кен, когда посещение закончилось.

— Поезжайте одни. Я обязательно буду к ужину. Хочу подождать, может, он все-таки придет в сознание.

— Ну, как знаешь.

Кен повел жену к лифту. Перед тем как двери за ними закрылись, еще раз помахал рукой. Не зная, чем заняться, замкнутая в четырех стенах, Шейла вышла в сверкающий чистотой коридор, думая, не позвонить ли Марку. Он был настолько чуток, что отпустил ее, не выяснив, когда ждать обратно. Даже не стал выяснять. Помог собраться, отвез в Хитроу, поцеловал на прощание. Просил звонить, если что понадобится. А как он искренне переживал за Коттона, которого никогда не видел, но, кажется, знал о нем все.

— Мисс Крэндол?

Она поспешно обернулась. Медсестра с улыбкой смотрела на нее.

— Он пришел в сознание. Только скорее. Шейла мгновенно пролетела по коридору вслед за частыми шажками медсестры и вошла в палату. Он лежал так же безжизненно, как в прошлый раз. Но ей показалось, что лицо стало менее восковым и почти исчезла синева губ. Осторожно, чтобы не задеть трубок и проводков, она взяла его руку и сжала между ладонями.

— Папочка! Это я, Шейла. Я здесь уже много дней. Как ты себя чувствуешь? Мы все в ужасной тревоге. Но доктор сказал, что ты уже поправляешься.

Черты его лица стали резче. Линия волос заметно отступила ото лба к темени. Но ее взгляд был прикован только к его глазам. За шесть лет они претерпели самые сокрушительные изменения. Сердце ее болезненно сжалось. Глаза были все того же голубого цвета. Но где огонь, согревавший эту неподвижную синеву? Ни проблеска, ни движения, ни самой жизни. И страшнее всего то, что не болезнь была причиной этого омертвения.

Шейла знала, что так он реагировал на ее присутствие. Не знала только почему.