Левиафан - Борис Акунин Страница 11

На правах беременной пришла к завтраку раньшеположенного — официанты еще накрывали. Рената немедленно велела подать ейапельсинового сока, чаю, рогаликов с маслом и всего остального. Когда появилсяпервый из соседей по столу — толстый мсье Гош, тоже ранняя пташка, —будущая мать уже справилась с тремя рогаликами и подбиралась к омлету сгрибами. Завтрак на «Левиафане» подавали не какой-нибудь континентальный, асамый настоящий английский: с ростбифом, яичными изысками, пудингом и кашей.Французскую часть консорциума представляли только круассаны. Зато за обедом иужином в меню безраздельно властвовала французская кухня. Ну не почки же сбобами подавать в салоне «Виндзор»?

Первый помощник капитана явился, как всегда,ровно в девять. Заботливо осведомился о самочувствии мадам Клебер. Ренатасоврала, что спала плохо и ощущает себя совершенно разбитой, а все из-за того,что плохо открывается иллюминатор и душно. Лейтенант Ренье переполошился, обещал,что лично наведается и устранит неисправность. Яиц и ростбифа он не ел —придерживался какой-то мудреной диеты и питался в основном зеленью. Рената егоза это жалела.

Потихоньку подтянулись остальные. Разговор зазавтраком обычно получался вялый — те, кто постарше, еще не пришли в себя послескверно проведенной ночи; молодые же пока не вполне проснулись. Потешно былонаблюдать, как стервозная Кларисса Стамп обхаживает заику-дипломата. Ренатапокачала головой: надо же выставлять себя такой дурой. Ведь он тебе, милочка, всыновья годится, даром что с импозантной проседью. По зубам ли стареющейжеманнице этакий красавчик?

Самым последним пришел рыжий Псих (так Ренатаназывала про себя английского баронета). Космы торчат, глаза красные, уголокрта подергивается — жуть и ужас. Но мадам Клебер его ничуточки не боялась, апри случае не упускала возможности слегка позабавиться. Вот и сейчас она сневинно-ласковой улыбкой протянула Психу молочник. Милфорд-Стоукс (ну иимечко), как и предполагалось, брезгливо, отодвинул свою чашку. Рената знала поопыту, что теперь он к молочнику не притронется, будет пить кофе черным.

— Что это вы шарахаетесь, сударь? —дрогнув голосом, пролепетала она. — Не бойтесь, беременность незаразна. — И закончила уже безо всякой дрожи. — Во всяком случае длямужчин.

Псих метнул в нее испепеляющий взгляд,разбившийся о встречный — лучистый и безмятежный. Лейтенант Ренье спряталладонью улыбку, рантье хмыкнул. Даже японец, и тот улыбнулся Ренатиной выходке.Правда, этот мсье Аоно все время улыбается, даже и безо всякого повода. Может,у них, у японцев, улыбка вообще означает не веселость, а что-нибудь совсемдругое. Например, скуку или отвращение.

Отулыбавшись, мсье Аоно отмочил свою обычнуюштуку, от которой соседей по столу с души воротило: достал из кармана бумажнуюсалфеточку, громко в нее высморкался, скомкал и аккуратненько уложил мокрыйкомок на краешек своей грязной тарелки. Любуйся теперь на эту икэбану. Проикэбану Рената прочла в романе Пьера Лота и запомнила звучное слово. Интереснаяидея — составлять букеты не просто так, а с философским смыслом. Надо быкак-нибудь попробовать.

— Вы какие цветы любите? — спросилаона доктора Труффо.

Тот перевел вопрос своей кляче, потом ответил:

— Анютины глазки.

И ответ тоже перевел: pansies.

— Обожаю цветы! — воскликнула миссСтамп (тоже еще инженю выискалась). — Но только живые. Люблю гулять поцветущему лугу! У меня просто сердце разрывается, когда я вижу, как бедныесрезанные цветы вянут и роняют лепестки! Поэтому я никому не позволяю дарить себебукетов. — И томный взгляд на русского красавчика.

Жалость какая, а то все так и забросали бытебя букетами, подумала Рената, вслух же сказала:

— По-моему, цветы — это венцы Божьеготворения, и топтать цветущий луг я почитаю за преступление.

— В парижских парках это и считаетсяпреступлением, — изрек мсье Гош, — Кара — десять франков. И если дамыпозволят старому невеже закурить трубку, я расскажу вам одну занятную историйкуна эту тему.

— О, дамы, проявитеснисходительность! — вскричал очкастый индолог Свитчайлд, тряся бороденкойа-ля Дизраэли. — Мсье Гош такой великолепный рассказчик!

Все обернулись к беременной Ренате, от которойзависело решение, и она с намеком потерла висок. Нет, голова нисколечки неболела — просто Рената тянула приятное мгновение. Однако послушать «историйку»ей тоже было любопытно, и потому она с жертвенным видом кивнула:

— Хорошо, курите. Только пусть кто-нибудьобмахивает меня веером.

Поскольку стервозная Кларисса, обладательницароскошного страусиного веера, сделала вид, что к ней это не относится,отдуваться пришлось японцу. Гинтаро Аоно уселся рядом и так усердно принялсяразмахивать у страдалицы перед носом своим ярким веером с бабочками, что черезминуту Ренату и в самом деле замутило от этого калейдоскопа. Японец получил репримандза излишнее рвение.

Рантье же вкусно затянулся, выпустил облачкоароматного дыма и приступил к рассказу: