Комната свиданий, или Кодекс поведения блондинки - Наталья Александрова Страница 11

Я вспомнила брелок с именем Бонни, найденный на месте преступления, и окончательно растерялась.

Как он мог туда попасть? Ведь я действительно несколько месяцев не была в том доме… но доказать это Кудеяровой будет невозможно. Потому что она уже решила для себя, что я и есть убийца…

И тут я поняла одну очень важную вещь.

Если я сумею догадаться, кто подбросил в загородный дом брелок от поводка, – я тем самым узнаю, кто убил Ольгу.

Собственно, это меня интересует только по одной причине: только так я смогу снять обвинения с себя самой.

Бонни как будто читал мои мысли, а может, я в задумчивости произнесла последние слова вслух. Потому что дог вдруг остановился, поднял лобастую голову и посмотрел мне в глаза.

Бонни умеет смотреть очень разнообразно и красноречиво. Например, когда он хочет выпросить кусок ветчины или котлету, он смотрит умильно, маслеными преданными глазками, да еще тихонько облизывается. Завидев вдали знакомую привлекательную собачку женского пола, Бонни смотрит на меня оживленно, нетерпеливо переступает лапами, как будто хочет сказать: «Не тяни время, видишь, у меня важное дело, скорей отцепляй поводок!»

Если же Бонни кажется, что меня кто-то хочет обидеть, он смотрит вопросительно, как будто спрашивает, загрызть этого негодяя прямо сейчас или подождать?

Бонни с моим муженьком никогда не встречался, может, это и к лучшему, потому что в случае свидания, боюсь, пес меня и спрашивать бы не стал, сразу на Володечку набросился.

Сейчас Бонни смотрел на меня очень серьезно.

«Хватит толочь воду в ступе! – говорил его взгляд. – Возьми себя в руки наконец и погляди фактам в лицо! Ты не была в том доме, уж я-то это точно знаю. И я тоже не был. Я тебя очень люблю, но ты ужасная растеряха и вечно все забываешь. Брелок ты зачем-то носила в сумке, с ним и в ресторан поперлась, хотя я тебя предупреждал, что не стоит этого делать. Или взяла бы меня с собой, уж я-то показал бы той сладкой парочке, где раки зимуют!»

Что верно, то верно, Бонни тогда очень не хотел отпускать меня в ресторан. Но я подумала, что это его обычные капризы, он вообще не любит оставаться один, и мы всюду ходим вместе – в магазины, на рынок, за квартиру заплатить и так далее.

– Что значит – я растеряха? – обиделась я. – А ты, выходит, у нас совестливый и памятливый, да еще обожаешь порядок? Да если хочешь знать, я тот брелок нарочно в сумку спрятала, чтобы ты его куда-нибудь не закатил!

Бонни посчитал мои слова провокацией и никак не отреагировал, а я продолжала думать.

К стыду своему признаюсь, что сумка у меня одна – я с ней сбежала из дома, с ней всюду и хожу: «и в церковь, и в баню, и в пир, и в мир», как говорила, помнится, бабушка. А впрочем, чего тут стыдиться? Ведь все мои вещи остались у бывшего мужа, в том числе и все сумки. И кто мог, выражаясь языком следователя Кудеяровой, иметь доступ к моей сумке в том ресторане, провались он вместе со своими слонами? Правильно, бывший муж и Ольга. Тогда во время ссоры я за сумкой не следила, кому надо, мог открьпь ее и выкрасть брелок. Стало бьпь, все сходится на Володечке, он убил свою любовницу и подбросил брелок, чтобы свалить все на меня. Алиби можно заранее сфабриковать, уж интриговать-то он умеет, как никто другой. И персонал подбирать тоже – все сотрудники дамского пола отчего-то ему очень преданы. Иначе как объяснить, что ни одна из них в свое время не удосужилась снять трубку и по телефону быстренько известить меня о его любовных похождениях?

Остается последний вопрос: зачем? Вот именно, за каким чертом он это сделал? Чтобы получить дом в свое полное распоряжение? Тогда гораздо проще было бы ему убить меня – подстроить несчастный случай или оформить все как самоубийство. Алиби себе заранее обеспечить – и все, дело в шляпе, никто особо копать не станет, поскольку у меня нет влиятельных и въедливых родственников, некому будет милицию пинать.

И еще, как я ни зла на своего бывшего, все же не поверю, что он мог так изувечить близкую женщину тяпкой. Он про меня поверил, а я вот про него не могу. Тут нужны такие качества, которых у Володечки сроду не было. Ну, может, и к лучшему.

Однако вопрос о том, кто упер брелок из моей сумки, остается открытым. Вертелся там еще официант, но он вообще меня первый раз видел, ему-то зачем это надо? Из любви к искусству? Это маловероятно…

За этими безрадостными размышлениями мы с Бонни неторопливо брели по бесконечным дворам, переходя из одного в другой, и в конце концов зашли в тупик.

Это был еще один квадратный двор, заросший пожелтевшей травой. В него выходило своими задними стенами несколько домов позапрошлого века, и в одном из них был самый настоящий каретный сарай с огромными деревянными воротами.

То есть, конечно, каретный сарай здесь был лет сто назад, кто-то из местных жителей держал в нем свой экипаж – пролетку или ландо, а теперь, как нетрудно догадаться, сарай превратили в обыкновенный гараж.

Ворота были распахнуты, и в гараже пожилой дядечка возился со своим стареньким «жигуленком».

Я оглядела двор и поняла, что другого выхода из него нет, так что придется возвращаться прежней дорогой.

Развернувшись и прихватив Бонни за ошейник (а то еще побежит знакомиться с пожилым автолюбителем и напугает его до инфаркта), я зашла под арку, соединявшую этот двор с предыдущим, как вдруг оттуда донеслись приближающиеся шаги и голоса:

– Ну вот, последний двор проверим и пойдем назад. Выходит, упустили ее…

– Ну, Кудеярова нам устроит! Живьем шкуру сдерет!..

– Это точно…

Я с ужасом узнала голос милиционера дяди Паши, от которого совсем недавно сбежала. А упоминание о Кудеяровой лишило меня последней надежды.

Что делать? Сейчас милиционеры войдут под арку и столкнутся со мной нос к носу…

Конечно, можно отпустить Бонни… он на ментов как следует гавкнет, и я смогу проскочить мимо них и вырваться на свободу…

Но, во-первых, я совсем не хочу, чтобы ко всем моим неприятностям прибавилось нападение на милицию. А во-вторых, насколько я помню, на боку у дяди Паши болталась кобура с пистолетом. Кто его знает – вдруг он с перепугу пальнет в Бонни? Я не могу рисковать жизнью и здоровьем собаки!

Времени на раздумья не оставалось, и я трусливо шмыгнула обратно в тупиковый двор и остановилась в растерянности перед каретным сараем.

Дядечка, который возился с машиной, распрямился, потирая поясницу, и удивленно взглянул на нас с Бонни.

То есть, разумеется, сначала на Бонни, а уж потом на меня. Все-таки у бордоского дога очень впечатляющая внешность, я привыкла находиться в его тени.

– Дяденька, спрячьте нас! – выпалила я совершенно по-детски, умоляюще глядя на автолюбителя. – За нами гонятся!

– Гонятся? – переспросил он с каким-то странным выражением и снова уставился на Бонни. – Хорошая собачка! Ну, ладно, давайте сюда! – Он вошел в свой каретник, откинул огромный лист ржавого железа, прислоненный к стене, и указал мне на небольшую дверку.