Без срока давности - Владимир Бобренев Страница 11

— Он, как и я, врач по специальности. Но мы не общаемся.

— Как вы отнеслись к решению коммунистов института об исключении вас из партии?

«Вот оно! — промелькнуло у Могилевского. — До этого он просто сбивал меня с толку вопросами о родственниках, незаметно двигаясь к самому главному».

Григорий Моисеевич вытащил платок, вытер пот со лба.

— Собственно, Мне скрывать нечего. Я был очень расстроен случившимся, раскаялся, признал свои ошибки и заверяю, что никогда их не повторю.

— Партия вам доверяет. И это доверие требуется оправдывать. НКВД отзывается о вас как о вполне благонадежном человеке. — Произнеся эти слова, партийный чиновник даже с некоторым удивлением посмотрел на посетителя, словно с такой анкетой Могилёвскому прямая дорога на тюремные нары. — Вы сумели проявить себя с положительной стороны.

— Спасибо, — облизнув пересохшие от волнения губы, пробормотал Григорий Моисеевич.

— А теперь попрошу вас снова зайти в НКВД к товарищу Алехину. Он проинформирует о дальнейших планах в отношении вас. Пропуск в учреждение заказан.

Могилевский почти бегом отправился на соседнюю Лубянку. Его заинтриговала последняя фраза — «о дальнейших планах в отношении вас». Конечно, он никуда уходить не собирался. В институте хоть и донимал его секретарь парткома, но работа была не слишком натужная: сиди сочиняй бумажки, составляй отчеты, пиши справки. При этом совсем неплохо платили — гораздо больше, чем в ВИЭМе. Опять же раз в год бесплатная путевка на черноморский курорт, пайки…

Кроме того, Григорий Моисеевич начал уже собирать материал для диссертации по организационно-плановому обеспечению курортов. Профессор Сергеев согласился быть научным руководителем его работы. Они уже оговорили содержание реферата, и Могилевский начал уже его писать, договорившись, что осенью состоится защита. А защищаться можно прямо в институте, здесь есть свой ученый совет. Так что никуда ходить не надо. А после защиты диссертации Сергеев обещал пристроить его читать лекции. В разрезе политпросвета это даже выгодно, если у тебя имеется научное звание или ученая степень. Платят неплохо, и некоторые даже нигде не работают, а предпочитают ездить по предприятиям и читать лекции.

Алехин действительно его ждал и снова вышел из-за стола. Улыбаясь, пожал руку, поздравив с благополучным прохождением всех проверок, пригласил садиться. Поднял трубку и попросил принести чаю с лимоном и бубликами. И сразу же без всяких околичностей сделал Могилевскому предложение перейти на работу в НКВД. Григорий Моисеевич сразу потускнел. Наркомат внутренних дел — учреждение слишком серьезное. К тому же военное. А значит, тут и дисциплина, и все такое прочее. Это тебе не Народный комиссариат здравоохранения. А уж задачи у этих заведений и вовсе противоположные. Прикинув, завздыхал Могилевский и стал отговариваться:

— Большое спасибо за доверие. Не знаю только вот, справлюсь ли с новым делом. Нельзя ли отсрочить годик-другой. Очень хотелось бы завершить работу над диссертацией. Осенью планируется моя защита…

— Почему же — нельзя? В принципе все можно, — неожиданно переменив тон, сухо ответил ему Алехин. — Я, кажется, говорил вам во время нашей первой встречи о существующих сегодня в органах трудностях с кадрами. Надеюсь, партийную газету «Правда» регулярно читаете?

— Да-да… Конечно. Ежедневно прочитываю.

— Значит, необходимой информацией располагаете. Смотрите, сколько вокруг нас оказалось замаскировавшихся врагов народа. Вот мы и очищаемся сейчас от всякого рода контрреволюционных элементов, заговорщиков, троцкистов, от людей с запятнанным прошлым. Партии нужны проверенные и преданные люди. Разве вы себя таковым не считаете?

В словах собеседника Могилевский ощутил недвусмысленную угрозу своему благополучию. Это было похоже на скрытую угрозу. «Вступать с карательными органами в какие-либо игры опасно, — подумал Григорий Моисеевич. — Придется соглашаться».

— Да нет, это я так — слишком неожиданная перемена.

— Так вы согласны или нет?

— Не знаю, справлюсь ли. — Могилевский начал давать задний ход. — Я ведь никогда в органах не служил.

— Ну это уже совсем другой разговор. Теперь давайте выясним еще кое-что. — Алехин заглянул в бумагу, лежавшую у него на столе. — Есть еще один интересующий меня вопросик.

— Спрашивайте, расскажу все как есть.

— НКВД располагает информацией о ваших прошлых исследованиях по воздействию на организм человека отравляющих веществ. Насколько эти сведения соответствуют действительности?

— Я занимался проблемами противодействия возможному применению нашим потенциальным противником отравляющего вещества иприт. Но это все было, когда я работал в токсикологической лаборатории, — на всякий случай оговорился Могилевский, еще не понимая, куда клонит его собеседник и чем может обернуться этот разговор.

— Это мне известно, — перебил его Алехин. — Но ведь вы не располагали лабораторными данными о воздействии отравляющих веществ на людей. Значит, ваши исследования вряд ли можно считать научно и практически обоснованными.

— Вы совершенно правы, — согласился окончательно сбитый с толку Григорий Моисеевич. — Исследования действительно не имеют завершенности.

— Но избранное вами направление исследований представляет интерес, — с добродушной улыбкой заметил Алехин.

— Вот-вот. Вы совершенно правильно поняли сложность решения проблемы. Действительно, где найдешь такую лабораторию, в которой проводятся эксперименты на живом человеке?! — обрадованно заговорил Могилевский, почувствовав, что подвоха от собеседника на этот раз опасаться не стоит, и с жаром продолжил: — И все же я готов, товарищ Алехин, доказать, что изучал действие отравляющих веществ непосредственно на человеке.

— На живом? — воскликнул Алехин, вопросительно изогнув густые брови, проявив искренний интерес к такому неожиданному заявлению. Но, как старый чекист, он тут же взял себя в руки и выказал завидное хладнокровие, не позволив захлестнуть себя эмоциями. — Позвольте полюбопытствовать, — мягко спросил он, — кого вы брали в качестве испытуемых? Добровольцев?

— Нет. Я испытывал действие иприта и средства его нейтрализации лично на себе! — вдохновенно проговорил Могилевский.

С этими словами он расстегнул рукав рубашки и обнажил перед изумленным собеседником еще не зажившую обширную рану с покрывшимися красноватой коркой краями. В глазах видавшего виды чекиста Могилевский сразу же вырос на несколько порядков. Комиссар удовлетворенно кивнул, и Григорий Моисеевич начал застегивать пуговицы.

— Жертвовать собой даже ради науки вряд ли целесообразно. Вы должны находиться всегда в строю и в полной боевой готовности. Думаю, если мы с вами договоримся, то обоюдными усилиями сумеем далеко продвинуться вперед в разработке научных и практических проблем по ядам без экспериментирования над собой. Для таких целей существуют другие возможности. Вы очень скоро сможете в этом убедиться лично! Ну что, Григорий Моисеевич, поступаете к нам на службу?