Когда он проснется - Фридрих Незнанский Страница 11

Дальше уже дело техники. Я его руку за спину завернула и свою освободила. Он лицом вниз на пол грохнулся.

Короче говоря, я и его замочила.

Знаете, у меня как будто внутри что-то оборвалось. Я как автомат стреляла, стреляла… А потом на эту кровь смотрела. И ничего не чувствовала. И эти дырки от пуль совсем не такие, как в кино. И кровь не такая, и выражение глаз. Особенно мертвых…

А потом сейф открыла, вынула свои и девчонок документы. И долларов несколько пачек. Я их даже не считала, три сотни в сумку сунула, а остальное девкам отнесла.

– Вот, – говорю, – честным трудом заработанное. Берите и сваливайте отсюда как можно скорее. Езжайте на батькивщину и больше сюда ни ногой. А то вас тоже как соучастниц привлекут. Поняли?

Они ни слова не говоря собрались и ушли. Все на меня с испугом поглядывали и на мой пистолет. Наверное, вид у меня был в ту минуту… Думаю, что они до самой Украины не оборачивались.

А я кое-как кровь из щеки остановила, дверь аккуратно заперла и тоже ушла. До сих пор не понимаю, как это никто из соседей милицию на стрельбу не вызвал. Может, подумали, что кто-то ремонт делает, гвозди забивает?

Вышла я во двор, потом на улицу и шла очень долго. Район какой-то новый, все дома одинаковые. Я шла, шла и шла, наверное часа два. Пока не замерзла. Добралась до метро, разменяла сотню баксов в обменнике и поехала на «Киевскую». На вокзал, значит.

И тут-то до меня дошло, что домой-то мне теперь ходу нет. Помните, я говорила, что братец мой сам меня под этого богатея подстелил? То есть, как ни крути, он меня им продал. И если выяснится, что это я всю компанию укокошила, то наедут на Петюню. А значит, и на меня. И раз он однажды меня продал, то и вторично это сделает не задумываясь. А может, и хуже что сделает. А значит, не жить мне.

Так что в Бердичев мне нельзя. А куда? В Москве я никого не знаю. В России из родственников только троюродная бабка в Иркутске. Кстати, и на вокзале мне лучше не тусоваться, особенно с такой щекой. Помните, что я говорила про линейную милицию?

Что делать? Вчера я до одури по городу шлялась, ночевала в подъезде у батарей. Проснулась оттого что какой-то вонючий бомж меня ногой пинает. Я его место, оказывается, заняла. Ну я спорить не стала, ушла. Ну и сегодня то же самое. Самое главное, я бояться стала, что трупы бандитов уже нашли, девчонок поймали, они про меня рассказали… И теперь на меня розыск объявлен. В общем, на вокзалы я не пошла, в гостиницы тоже. А куда еще? В кино пару раз сходила. Но там не переночуешь. Короче, выхода никакого не было.

Сегодня с утра ходила по городу, ела одни сникерсы. Вот к этому киоску, где вы меня нашли, подошла и почувствовала, что сознание от холода и усталости теряю. И подумала, что нельзя падать прямо на улице, что надо спрятаться. И спряталась. Куда – сами знаете.

Вот и все".

Ну вот, Гордеев, на этот раз ты действительно основательно вляпался. Перед тобой сидит убийца троих человек, причем орудие убийства имеется. Как и чистосердечное признание.

Твои действия?

Маша закончила рассказ и сидела опустив голову. По щекам ее стекали слезы. Она то и дело хлюпала носом. Эх ты, бедная девочка. Что же ты наделала? Хотя, с другой стороны, если бы она не убила этих подонков, что бы ей грозило? Ей и остальным девушкам из подпольного публичного дома? Не более страшной ли оказалась бы их участь? Подмосковные леса, белые кости…

Итак, твои действия, гражданин Гордеев? Как бывший работник правоохранительных органов и нынешний – органов юстиции ты обязан предпринять некоторые, абсолютно точно известные тебе действия. И самое главное – выдать преступницу. И оружие, которое ты нашел при ней.

Маша подняла глаза и посмотрела на меня.

– Что мне делать? – просто спросила она.

Ну и вопросик!

– Пока не знаю.

– Вы меня отправите в милицию?

Я помолчал, внимательно изучая ногти. Я не знал ответа.

На мое счастье, зазвонил телефон.

Я поднял трубку.

– Здравствуйте. Можно Юрия?

– Я слушаю.

Голос в трубке показался мне знакомым.

– Юра! Это я, Игорь.

– Игорь?.. – напряг я память.

– Ну неужели не помнишь? Это Игорь Вересов.

– Сколько лет, сколько зим! Погоди-ка, дай вспомнить. Это ж сколько лет мы не виделись?

– Ну да, много. Со времени окончания юрфака всего пару раз.

Конечно, я помнил Игоря. Его голос показался мне встревоженным. Даже очень встревоженным. Неужели неприятности на сегодня не закончились?

– Рад тебя слышать.

– Я тоже. Но я звоню по делу. Очень нужна твоя помощь. Можешь приехать прямо сейчас?

Я посмотрел на часы. Половина девятого.

– Да, могу.

– Тогда срочно. Записывай адрес.

Я натянул пальто, и тут мне в голову пришла мысль: а что делать с моей новой знакомой? Оставить ее просто так нельзя. Иди знай, что ей в голову придет? Все-таки не далее как вчера она убила трех человек! И я ее почти совсем не знаю.

– Ну что, Маша, – наконец принял решение я, – мне надо идти. А тебе, во избежание всяких случайностей, придется провести несколько часов взаперти.

В конце концов, воровать у меня нечего, до пистолета она не доберется, а если вздумает выбраться через окно – седьмой этаж, милости просим.

«Вэсна, вэсна, вэсна, прыйдэ!.. Вэсна, вэсна, вэсна…»

В последнее время эта песня модной группы «Вопли Видоплясова» постоянно звучала в ушах у Оли Мартемьяновой. Даже сегодня утром, когда она, опаздывая на занятия, поймала у метро машину, водитель слушал эту песню, и пока она ехала к университету, всю дорогу мысленно подпевала:

– Вэсна, вэсна, вэсна, прыйде! Вэсна…

Стояли самые морозные дни середины зимы. Казалось, весна никогда не наступит. А Ольге так нужна была весна! И лето! Как никогда раньше!

Тогда наконец можно будет встречаться с Костей не только в душных и шумных университетских коридорах, студенческом буфете и аудиториях. Можно будет гулять с ним по бульварам, не дрожа от холода и не испытывая неловкости от того, что все время приходится заходить погреться в разные кафе, в которых такая суетная, неподходящая для свиданий атмосфера! Слишком много людей, слишком много шума и света, слишком много высоких, уверенных в себе девиц, на фоне которых Ольга совершенно тушевалась, чувствуя себя маленькой и ничтожной.

Да, поскорей бы началась оттепель, растаяли сугробы, потекли ручьи, скорее бы солнце просушило асфальт. Весна в Москве всегда начинается неожиданно, внезапно и сразу. Просто просыпаешься однажды, смотришь в окно, а там все течет и тает, солнце дробится в бесчисленных лужах, воробьи оглушающе чирикают, а дворничиха Татьяна в оранжевой униформе легко счищает с асфальта широкой лопатой пласты почерневшего льда и бросает его с тротуара на газон, где в тени их многоэтажного дома притаился последний, оседающий с каждым днем, рыхлый грязный сугроб, из которого торчит скелет чьей-то осыпавшейся новогодней елки…