Прах к праху - Элизабет Джордж Страница 11

— Ты делала для меня покупки?

Нельзя сказать, чтобы Хелен никогда не удивляла его какой-нибудь забавной вещицей, которую раскопала на Портобелло-роуд или на рынке на Бервик-стрит, но такая щедрость…

Вздохнув, леди Хелен села и начала рыться в пакетах. Отставила один, как казалось, заполненный не то тонкой оберточной бумагой, не то шелком, потом другой — с косметикой. Она порылась в третьем, четвертом и наконец произнесла:

— Ага, вот он. — Подала Линли пакет и, продолжая копаться в пакетах, обронила: — Себе я купила такой же.

— Что именно?

— Посмотри.

Он вытащил тюк оберточной бумаги, прикидывая, какой ущерб наносит «Хэрродс» лесным массивам планеты. Развязал ленту, развернул бумагу. И теперь сидел, разглядывая темно-синий спортивный костюм и размышляя, что бы это могло значить.

— Красивый, правда? — спросила Хелен.

— Отличный, — сказал он. — Спасибо, дорогая. Это именно то, что мне…

— Тебе ведь, правда, он нужен, да? — Она закончила свои поиски, победно выпрямившись тоже со спортивным костюмом в руках, таким же темно-синим, только оживленным белыми полосками. — Я повсюду их вижу.

— Спортивные костюмы?

— Бегунов. Поддерживают форму. В Гайд-парке. В Кенсингтонском парке. На набережной Виктории. Пора и нам к ним присоединиться. Разве не чудесно будет?

— Бегать трусцой?

— Ну кончено. Бегать трусцой. Это именно то, что надо. Порция свежего воздуха после рабочего дня в помещении.

— Ты предлагаешь нам заниматься этим после работы? Вечером?

— Или утром, до работы.

— Ты предлагаешь бегать на заре?

— Или в обед, или во время дневного чая. Вместо обеда. Вместо дневного чая. Мы не молодеем, и уже пора начать сражаться со средним возрастом.

— Тебе тридцать три, Хелен.

—И я обречена превратиться в груду дряблых мышц, если немедленно не предприму решительных мер. — Она вернулась к пакетам. — Здесь и кроссовки. Где-то тут. Я точно не помнила твоего размера, но ты всегда можешь их вернуть. Да где же они… А! Вот. — Она достала их с видом триумфатора. — Еще рано, и мы можем спокойно переодеться и быстренько обежать площадь несколько раз. Как раз то, что нужно для подготовки к… — Она подняла голову, внезапно озадаченная какой-то мыслью. Похоже, Хелен впервые заметила одежду Линли. Смокинг, галстук-бабочку, начищенные до блеска туфли. —Господи. Сегодня вечером. Мы идем… Сегодня вечером… — Она покраснела и торопливо продолжала: — Томми. Дорогой. Мы куда-то идем, да?

— Ты забыла.

— Вовсе нет. Дело в том, что я не ела. Я ничего не ела.

— Ничего? Ты не нашла чем подкрепиться где-нибудь между лабораторией Саймона, «Хэрродсом» и Онслоу-сквер? Что-то с трудом верится.

—Я выпила только чашку чая. — Когда же он скептически поднял бровь, Хелен добавила: — Ой, ладно. Ну, может, одно или два пирожных в «Хэрродсе». Но это были крошечные эклеры, и ты знаешь, какие они. В них же ничего нет.

— Мне помнится, их наполняют… Как это называется? Заварной крем? Взбитые сливки?

— Одна капля, — заявила Хелен. — Жалкая чайная ложка. Это не считается, и уж конечно, это не еда. Честно говоря, мне повезло, что к этому моменту я еще числюсь среди живых, продержавшись с утра до вечера на такой малости.

— Придется этому помочь. Ее лицо прояснилось.

— Значит, это ужин. Отлично. Я так и думала. И в каком-то чудесном месте, потому что ты нацепил этот кошмарный галстук-бабочку, который, насколько я знаю, ты терпеть не можешь. — Она оторвалась от пакетов с покупками, словно охваченная новым приливом сил. — В таком случае, хорошо, что я ничего не ела. Ничто не испортит мне ужина.

— Верно. После.

— После?..

Линли достал из кармана часы и откинул крышку.

— Двадцать пять минут восьмого, а начало в восемь. Так что уходим.

— Куда?

— В Альберт-Холл. Хелен заморгала.

— На филармонический концерт, Хелен, Я только что душу не продал, чтобы достать эти билеты. Штраус. И еще Штраус. А когда ты от него устанешь, снова Штраус. Теперь припоминаешь?

Хелен просияла.

— Томми! Штраус? Ты, правда, ведешь меня на Штрауса? Это не шутка? После перерыва не будет Стравинского? «Весны священной» или чего-нибудь другого, столь же невыносимого?

— Штраус, — сказал Линли. — До и после перерыва. Затем — ужин.

— Тайская кухня? — с надеждой спросила она.

— Тайская, — ответил он.

— Боже мой, божественный вечер, — решительно сказала Хелен. Она взяла туфли и подхватила столько пакетов, сколько смогла унести. — Я буду через десять минут.

Он улыбнулся и взял остальные пакеты. Пока все шло по плану.

Линли проследовал за Хелен по коридору, по пути бросив взгляд в кухню, убедивший его, что Хелен не изменила своей обычной бесхозяйственности. Рабочая стойка была заставлена оставшимися от завтрака тарелками. На кофеварке так и горел сигнальный огонек. Сам кофе давно испарился, оставив после себя осадок на дне стеклянной емкости и запах пережженной кофейной гущи.

— Хелен, — позвал Томми, — Бога ради. Ты что, не замечаешь этого запаха? Ты ушла, не выключив кофеварку.

Она остановилась в дверях спальни:

— Разве? Какая неприятность. Эти агрегаты должны отключаться автоматически.

— А тарелки должны, танцуя, самостоятельно загружаться в посудомоечную машину?

— Это было бы очень любезно с их стороны. — Хелен исчезла в спальне, откуда послышался шорох сбрасываемых на пол пакетов. Свои пакеты Линли поставил на стол, снял смокинг, выключил кофеварку и подошел к стойке. Вода, моющее средство и через десять минут кухня была приведена в порядок, хотя емкости требовалось отмокнуть. Томми оставил ее в раковине.

Он нашел Хелен стоящей перед кроватью в домашнем халате. Задумчиво поджав губы, она изучала три разложенных на кровати ансамбля.

— Какой из них, по-твоему, больше всего подходит «Голубому Дунаю», за которым последует неземная тайская кухня?

— Черный?

Хмыкнув, Хелен отступила на шаг:

— Не знаю, дорогой. Мне кажется…

— Черный прекрасно подойдет, Хелен. Надевай. Причесывайся. И пойдем. Хорошо?

Она побарабанила пальцами по щеке;

— Не знаю, Томми. Всегда хочется быть элегантной на концерте, но не чересчур расфуфыренной за ужином. Не кажется ли тебе, что этот наряд будет недостаточно изыскан для первого и слишком шикарен для второго?

Линли взял платье, расстегнул молнию и подал его Хелен. Подошел к туалетному столику. Здесь, в отличие от кухни, все было разложено аккуратнейшим образом, словно инструменты в операционной. Из шкатулки с драгоценностями Линли достал ожерелье, серьги и два браслета. Нашел в гардеробе туфли. Вернувшись к кровати, он бросил на покрывало украшения и туфли, повернулся к Хелен и развязал поясок ее халата.