Мой ответ - нет - Уилки Коллинз Страница 11

— Нам совершенно не интересно знать, как вам досталось ваше имя, — перебил он слишком словоохотливую миссис.

— Весьма грубо, — спокойно заметила миссис Рук. — Но в мужчине ничего не удивляет меня.

Она обернулась к Эмили.

— Мой отец и моя мать нечестиво вступили в брак. Они «приняли закон», как говорится, на митинге методистов, в поле. Когда я родилась — моя мать продолжала чудить. Каким именем, вы думаете, она окрестила меня? Она сама его выбрала. Райчос! [1]Райчос Рук! Каково? Назвать так женщину! Когда я пишу письма, я подписываюсь Р. Рук. Пусть думают, что меня зовут Розамонда или Розабель. Надо бы вам видеть лицо моего мужа, когда он в первый раз услыхал, что его возлюбленную зовут Райчос! Он хотел поцеловать меня и остановился. Должно быть, его стошнило. Очень натурально!

Албан опять старался остановить поток красноречия.

— В котором часу идет поезд? — спросил он.

Эмили взглядом упросила его воздержаться. Миссис Рук была так любезна, что не обижалась. Она поспешно раскрыла свой дорожный мешок и подала Албану Указатель железных дорог.

— Я слышала, что женщины за границей работают за мужчин, — сказала она, — но мы в Англии, и я англичанка. Узнайте сами, любезный сэр, когда идет поезд.

— Кстати, о мужьях, — продолжала она, — не сделайте той ошибки, милая моя, которую сделала я. Не позволяйте никому уговорить вас выйти за старика. Мистер Рук по летам может быть моим отцом. Конечно, я его выношу. В то же время, как говорят поэты, «Прошло это испытание не без повреждения», — моя душа раздражилась. Я была когда-то женщиной благочестивой, уверяю вас, и заслуживала свое имя. Не приходите в негодование; я лишилась веры и надежды, я сделалась — как теперь называют свободных мыслителей? О! Я от века не отстаю, по милости старой мисс Редвуд. Она выписывает газеты и заставляет меня читать их. Какое же это новое название? Что-то кончающееся на «ик». Бомбастик? Нет. Агностик? Вот именно. Я сделалась агностиком. Неизбежный результат брака со стариком; если это нехорошо, то это вина моего мужа.

— Остается еще час до отхода поезда, — вмешался Албан. — Я уверен, мисс Эмили, что вам было бы приятнее ждать в саду.

— Отлично! — воскликнула несгибаемая миссис Рук. — Пойдемте в сад.

Она, покачнувшись, встала и направилась к двери. Албан воспользовался этим случаем, чтобы шепнуть Эмили:

— Приметили ли вы пустой графин? Эта противная женщина пьяна.

— Пожалуйста, не выпускайте ее, — попросила Эмили, показывая на медальон. — Боюсь, что сад отвлечет ее внимание.

— Проводите меня в цветник, — требовала экономка. — Я не верю ничему, но обожаю цветы.

— Вам покажется слишком жарко в саду, — грубо сказал Албан.

— Что вы скажете, мисс? — поинтересовалась у Эмили несносная гостья.

— Я думаю, что нам будет здесь удобнее.

— Чего желаете вы, того желаю и я!

Приметила ли миссис Рук медальон? Эмили повернулась к окну, чтобы свет упал на бриллианты.

Нет. Миссис Рук в эту минуту была поглощена своими размышлениями. В отместку за то, что Эмили помешала ей видеть сад, она задумала разочаровать ее. Молодая секретарша сэра Джервиса, без сомнения, с надеждой смотрела на свою будущую жизнь. Миссис Рук решила омрачить этот взгляд коварными намеками, на которые она была мастерица.

— Вам, конечно, любопытно узнать что-нибудь о вашем новом доме? Я ведь еще ни слова не сказала вам. Как это необдуманно с моей стороны. И внутри, и снаружи, милая мисс Эмили, наш дом немножко скучен. Я говорю наш, и почему не сказать, когда все хозяйство лежит на мне! Мы выстроены из камня. Мы слишком длинны и не очень высоки. Стоим мы на самой холодной стороне графства, далеко на западе. Мы недалеко от Чевиотских холмов; и если вы вообразите, что сможете видеть что-нибудь из окна, кроме овец, вы очень ошибаетесь. Если выйдете погулять с одной стороны дома, то вас могут забодать коровы; с другой стороны, если вас на прогулке застанет темнота, вы можете свалиться в брошенную свинцовую копь. Но общество в доме вознаграждает за это все, — продолжала миссис Рук, наслаждаясь смятением, которое начало выражаться на лице Эмили. — Много развлечений для вас, милая, в нашей небольшой семье. Сэр Джервис покажет вам гипсовые слепки отвратительных индейских идолов, он заставит вас писать для него без пощады с утра до вечера; а когда он отпустит вас, старая мисс Редвуд пошлет за хорошенькой молоденькой секретаршей, чтобы та читала ей на ночь. Я уверена, что мой муж понравится вам, он человек почтенный и пользуется высокой репутацией. После идолов, это самый отвратительный предмет в доме. Если вы из доброты поощрите его, он вас позабавит; скажет, например, что никого в жизни не ненавидел так, как ненавидит свою жену. Кстати, я должна — в интересах истины — упомянуть об одном невыгодном обстоятельстве, существующем в нашем домашнем кругу. Когда-нибудь нас застрелят или перережут нам горло. Мать сэра Джервиса завещала ему на десять тысяч фунтов стерлингов драгоценных камней, которые лежат в маленьком шкафчике с ящиками. Он не хочет отдать на сохранение эти вещи банкиру; не хочет продать их; не хочет даже носить хоть один перстень на своем пальце, или хоть одну булавку на манишке. Он держит шкафчик на столе в своей уборной и говорит: «Я люблю любоваться моими вещицами, каждый вечер, перед тем как ложусь спать». На десять тысяч бриллиантов, рубинов, изумрудов, сапфиров, и мало ли еще чего — во власти первого вора, который услышит о них. О, милая моя, уверяю вас, что ему ничего больше не останется, как пустить в ход свои пистолеты. Мы не покоримся воровству. Сэр Джервис наследовал дух своих предков. У моего мужа петушиный нрав. Я сама, для защиты собственности хозяев, способна превратиться в демона. И никто из нас не умеет справляться с огнестрельным оружием!

Пока она с полным наслаждением распространялась об ужасах жизни, предстоявшей Эмили, молодая девушка попробовала стать на другое место, и на этот раз с успехом. Маленькие глазки миссис Рук раскрылись от жадного восторга.

— Что это я вижу на вашей часовой цепочке, мисс? Как блестит! Могу попросить посмотреть поближе?

Пальцы Эмили задрожали; но ей удалось снять медальон с цепочки. Албан подал его миссис Рук.

Сначала та восхитилась бриллиантами — с некоторой сдержанностью.

— Не такие крупные, как бриллианты сэра Джервиса; но, несомненно, отборные. Могу я спросить цену?..

Она замолчала. Надпись привлекла ее внимание. Она начала читать ее вслух:

«Дорогой памяти моего отца, умершего…»

Лицо ее вдруг вытянулось. Слова замерли на ее губах.

Албан воспользовался этим случаем.

— Может быть, вам нелегко прочесть цифры, — сказал он. — Тридцатое сентября тысяча восемьсот семьдесят седьмого года — около четырех лет тому назад.

Ни слова не вырвалось у миссис Рук. Она держала медальон перед собою, точно так, как держала его прежде.