Иностранец - Александр Афанасьев Страница 11

…

Внизу в местной ментовке – меня ждал ни кто-нибудь, а комиссар полиции. Смотря на меня, как большевик на Ленина – он чуть ли не с поклонами провел меня в свой кабинет, где меня ждал среднего роста человек со светлыми, почти блондинистыми волосами и неприятным, прилипчивым взглядом. Доставив меня, комиссар попятился и спиной вперед вышел из своего кабинета.

Удивительные дела

Человек продолжал разглядывать меня. Здесь он вел себя как хозяин.

– Если вы хотите предложить мне что-то – то спасибо, нет – сказал я

– Почему же?

– Потому что я ни в чем не нуждаюсь.

Человек еще меня поразглядывал, потом ему надоел этот театра одного актера

– Меня зовут Люба Йованич, я помощник министра внутренних дел Сербии

– Панин. Александр.

Человек иронически поднял брови

– И всё?

– А что еще?

– Да много чего. Полковник криминальной полиции, к примеру

– В отставке.

– Из полиции в отставку не уходят.

Я вздохнул

– Ошибаетесь, уходят

Меня принимали на работу полгода, а уволили в полдня. Помните, откуда это?

– Мы навели про вас справки. Вы работали в отделе по расследованию особо тяжких преступлений. Потом вас перевели в специальный отдел. Который занимался выявлением коррупции.

Если бы – коррупции.

В нашей системе – невиновных нет. Но и в ФСБшной – тоже. Правила довольно просты. Если не хочешь, чтобы посадили тебя или кого-то из твоих – копи компромат на тех, кто может тебя посадить.

Это как теория взаимогарантированного уничтожения.

Началось все видимо с Андропова. Он тогда сильно закусился со Щелоковым – великим, непревзойденным и поселе министром, который по сути создал МВД в том виде, в каком оно есть. Шестнадцать лет на министерском посту! А довели его до самоубийства за то что он какие-то половики из министерства на дачу уволок.

Андропов и его ставленник Федорчук – дуболом и придурок – систему сломали. Сорок тысяч опытных ментов и следаков загремели. И с тех пор – нормальный процесс преемственности в МВД был сломан, и не восстановился и поныне. А на улицах – больше не было ни дня спокойно.

Но из этой ситуации – был извлечен урок. Если не хочешь повторения – имей компромат на таких как Андропов – и потенциальные андроповы.

Игра эта – страшная, на лезвии ножа, потому что с той стороны – люди, которые… слово и дело государево, короче. И если они узнают, что на них компру собирают – не простят. Но и переоценивать их не надо. Народ там пошел…

Скажем так – те, кто приходит, чтобы на гелик заработать.

Они меня два года мариновали в зоне. Я не сломался. Потом они поняли, что и не сломаюсь и начали договариваться. Я сдал часть материала – в обмен на реабилитацию и возможность выехать из страны. Меня выпустили…

А мои… коллеги…

Как думаете, кто среди них был стукачок из-за которого мы влетели?

Не знаете? И я вот – не знаю. Так что…

Никто не забыт, ничто не забыто.

– И какой смысл было наводить обо мне справки?

– Это вы сами скажите.

Я сделал недоуменное лицо, долженствующее означать что-то вроде… простите, не понял?

– Вы как-либо связаны с ультраправыми?

Связал ли я как то с ультраправыми? Тоже хороший вопрос.

Знаете, один мужик из числа мне знакомых – ездил в Африку на подработку. Он до того не был расистом, а как вернулся – стал. А я еще совсем молодым сидел в ночном РОВД в одном из районов Чечни, и думал – нас сегодня вырежут или доживем до утра? Так что правым я, по крайней мере, сочувствую. Но сам не состою.

– Я беспартийный.

– Я не об этом спросил.

– Я не состою ни в одной сербской партии. Русской тоже. Я аполитичен.

– Тогда как вы познакомились с Василием Никичем?

Вот оно.

– Он приехал на стрельбище местной дружины. Попросил выслушать его.

– Вы ходите на стрельбище?

– Да

– Зачем?

– Чтобы стрелять.

Помощник министра полистал папку

– У вас много оружия. Зачем вам столько?

– Это граница.

– Но вы не ультраправый?

– Послушайте – сказал я – я какое-то время работал в Чечне, когда там была война. Так что все разговоры про то зачем кому-то нужно оружие – оставьте для кого-то другого. Оружие нужно для того чтобы прожить ночь. Эту и следующую. Может, оно и не потребуется, но если потребуется, лучше чтобы оно было.

– Вы встречались с Василием Никичем. Верно?

– Да. Это преступление?

– Нет, конечно. О чем вы говорили?

– Он спросил меня, все ли я рассказал полиции про ту убитую девушку.

– А вы все рассказали?

Я выдохнул

– Послушайте, к чему вообще этот разговор? А?

Помощник министра помолчал

– Василий Никич человек с большими связями. В том числе в Скупщине. Он не верит официальному расследованию убийства его родственницы.

…

– Он требует, чтобы мы включили вас в оперативную группу.

Вот как.

– Он мне это предлагал. Чтобы я расследовал.

– И что вы ответили?

– Нет.

Помощник министра задумался. Потом заговорил другим тоном.

– Мы действительно наводили о вас справки. Вы опытный оперативный офицер.

– Ну и что?

– Понимаете… все сложно. Есть решение министра… точнее предложение. Мы… могли бы предложить вам вот что. Работу консультанта.

– В каком смысле?

– Посмотреть уголовное дело. Может, мы что-то упустили.

– То есть, расследование в тупике?

Помощник министра ничего не ответил, но явно был недоволен.

А мне это нафиг было не нужно – возвращаться. Но потом я вспомнил, о чем я думал, когда ко мне постучался в дверь Душан и сказал, что в канаве труп.

И как вот рассказать эту правду читателям детектива? Что это за детектив такой – совершено убийство, а Эркюлю Пуаро, например – пофиг, он свою повышенную пенсию на карточку за службу в бельгийской полиции все равно получит, ну а то, что убивают… дело житейское. Все мы смертны, однако…

А? Никакая Агата Кристи до такого сюжетного поворота не додумается…