Там, где нет места злу - Кэролайн Грэм Страница 11

Добравшись до церкви, Хетти решила пройти по Пинглз. Эта узенькая улочка петляла по задворкам десятка домов, излюбленному пристанищу бесприютных любовников, а также подростков, нюхающих, глотающих или колющих разную противозаконную дрянь.

Миссис Лезерс шла и звала собаку. Местами возле дороги попадался сарай, и тогда, постучав по стене, она выкрикивала: «Кэнди!» Конечно, она знала, что обычно в сараях прячутся кошки, но на всякий случай следовало проверить.

Пинглз вывела ее прямо к низкорослому лесочку, окаймляющему поля пшеницы и ячменя. Собранный урожай был уже скатан в огромные спрессованные золотистые рулоны. Их скоро уберут в хранилище.

Она вошла в лесок и негромко поцокала языком. Ее собака узнает этот звук. Миссис Лезерс остановилась и внимательно прислушалась. Река журчала, перекатываясь по камням. Какой-то испуганный ее появлением зверек шмыгнул в траву. Веточка хрустнула, листья зашелестели. Внезапно внизу кто-то зашебуршился, и стайка лесных голубей разлетелась веером. Потом птицы выстроились в воздухе, как самолеты на параде, и улетели.

Идти ли дальше, углубляться ли в лес? Миссис Лезерс знала, что муж вряд ли пришел бы сюда в темное время суток, но мысль, что хоть какой-то уголок останется необследованным, была ей невыносима. Она сделала еще несколько неслышных шагов вперед по ковру из листьев, снова позвала Кэнди. И замерла в ожидании.

Звук! Очень слабый, тонкий, как ниточка. Почти неслышный. Даже не всхлип. Первым побуждением миссис Лезерс было броситься туда, позвать, увидеть… Потом, сообразив, что может, не разглядев, наступить на собаку, она заставила себя постоять еще минуту и успокоиться.

На цыпочках, бормоча что-то нежное и утешительное, миссис Лезерс ходила по лесу, осторожно раздвигая заросли крапивы и пожухлого купыря, убирая с дороги валежник и время от времени попадавшиеся банки из-под пива и газировки. Кэнди лежала за упавшей веткой дуба. Ветка была огромная и очень тяжелая, но, не оттащив ее, миссис Лезерс не могла добраться до собаки. Разумно было бы пойти и позвать на помощь, но ей показалась нестерпимой сама мысль хоть на минуту оставить Кэнди. Поэтому она попыталась поднять или сдвинуть ветку. Ободрав ладони о кору, загнав под ногти занозы, она заплакала от боли и отчаяния.

Наконец ей удалось сдвинуть массивный сук ровно настолько, чтобы протиснуться и как следует разглядеть Кэнди. Она смогла нагнуться над собакой, взять ее на руки. И вот тут по-настоящему разрыдалась.

Утро выдалось сухое, ясное и солнечное. Так что Валентин Фейнлайт намотал на велике свои обязательные двадцать миль по свежему воздуху. Он уже возвращался в Ферн-Бассет и сбавлял скорость, прежде чем въехать в деревню, как вдруг откуда ни возьмись из-за домов на дорогу выскочила женщина. Он завилял, резко затормозил и уже собирался накричать на полоумную тетку, но узнал в ней домработницу Лоуренсов. Она прижимала что-то к груди, и на блузке у нее расплывались ярко-красные пятна.

— Миссис Лезерс? Что случилось… — Он подъехал ближе. — О господи…

— Это моя… мне нужно… ветеринар… нужно… нужно…

— Ждите меня тут. Я сейчас вернусь на машине. Через две минуты. Хорошо?

И тем не менее, возвращаясь на винтажном «элвисе», Валентин увидел, что женщина шагает к его дому, не желая, должно быть, потерять ни одной драгоценной секунды. Он предусмотрительно захватил с собой дорожный плед, потому что она вся дрожала от холода и потрясения, и, когда бедняжка села в машину, укутал ей колени.

— Моя сестра звонит сейчас туда. Попросит, чтобы приняли без очереди.

Он нажал на газ, и машина рванула вперед, пулей вылетев из деревни. Двенадцать миль, отделявшие деревню от Каустона, они покрыли меньше чем за десять минут.

Миссис Лезерс не пошевелилась. Не проронила ни слова. Только что-то еле слышно шептала бедному изувеченному существу, которое прижимала к груди.

Да жива ли собака, усомнился Валентин. Известно ведь, что потерявшие близкое существо склонны разговаривать с ним, даже когда их уже не слышат. Скорее всего, псина попала под колеса. Но тогда почему хозяйка выскочила с ней откуда-то сбоку, со стороны леса?

Узнав о случившемся, владелица кошечки черепахового окраса с готовностью уступила свою очередь. Сидела рядом с миссис Лезерс и молча сочувствовала, даже на минуту соболезнующе взяла ее за руку. Вэлу, у которого никогда не водилось домашних животных, стало как-то неловко.

Минут через десять ветеринар, сам очень похожий на забавное животное со своим длинным носом, мохнатыми руками и темно-карими умными глазками, вышел из смотровой. Хетти, вскочив, метнулась к нему.

— Ну что ж, миссис Лезерс, — сказал ветеринар, — она все еще с нами.

— О-о! Спасибо, мистер Бейли. Спасибо!

— Не благодарите. Я еще ничего не сделал.

— Я просто подумала… она вся в крови…

— Где вы ее нашли?

— В лесу, неподалеку от нашего дома.

— Там поблизости есть вода?

— Да, река. Что случилось с Кэнди, мистер Бейли?

Кэнди сильно ударили по голове, несколько раз жестоко пнули в бок, переломав ребра и задние лапы, а потом бросили в реку. Вот что с ней случилось.

— Я осмотрю ее тщательнее, когда отдохнет. Сейчас она, по крайней мере, не страдает от боли. Не волнуйтесь, мы позаботимся о ней.

— А когда…

— Позвоните утром. Так будет лучше всего.

Перед тем как сесть в машину, Хетти спросила:

— Какой сегодня день, мистер Фейнлайт?

— Среда.

— Я же должна быть на работе! Надо сообщить миссис Лоуренс о том, что случилось. — Помолчав немного, она сказала: — Он ведь оптимистично настроен, правда? Ветеринар?

— Да, очень оптимистично, — соврал Валентин, садясь за руль. — Должно быть, это большое облегчение для вас. И для вашего мужа тоже.

Энн не надеялась уснуть, после того как отнесла деньги шантажисту. Она опрометью выбежала из леса, обогнула дом и, войдя через застекленную пристройку-оранжерею, быстро поднялась в свою комнату.

Сбросив пальто и туфли, она прыгнула в постель одетой. Натянула на голову покрывало и, уткнувшись лицом в подушку, затихла, измученная страхом и ощущением, будто лишь чудом избежала неведомых ужасов. Сон, глубокий, без сновидений, поглотил ее немедленно, чему она потом очень удивлялась.

Было почти восемь, когда Энн пришла в себя и, сев на постели, изумленно уставилась на свои руки в шерстяных рукавах зеленого джемпера и помятую твидовую юбку. Она мгновенно все вспомнила. Каждое переживание, каждое движение, каждый свой испуганный вздох.

Энн поторопилась встать, поспешно умылась, надела чистую льняную рубашку, джинсы и несколько свалявшийся кардиган с шотландскими узорами, а затем спустилась на кухню. От зажженной плиты здесь было тепло и уютно. На столе стояли в глиняном кувшинчике солнечные цветы ослинника, а в кухонном буфете мирно соседствовали чашки, тарелки и блюдца с сине-белыми пейзажными рисунками в китайском стиле, уцелевшие остатки родительского сервиза. Почти все здесь — вплоть до старомодных настенных часов с римскими цифрами, купленных отцом, когда закрылась деревенская школа, — дышало умиротворением издавна устоявшегося порядка.