Свидетель - Галина Манукян Страница 11

* * *

Солнце с жадностью пило капли росы на траве. Его лучи проникали сквозь ветви баньяна и ложились на землю неровными пятнами. Насытившись сладостью юного тела, Матхурава размяк и поддался неге. Но блаженство удовлетворения длилось лишь пару мгновений, ибо сквозь затуманенный ум до него донеслись тихие всхлипывания девушки.

Словно раскатом грома его поразила мысль: «Что ты наделал?!»

Ювелир подскочил на пригорке, устланном мягкой, как зеленый ковер, травой. Богато украшенный тюрбан сбил воздушный корень баньяна, свисающий подобно змее, с высокой ветки. Матхурава не придал тому значения. Обернулся на плач: селянка не убегала от него. Опозоренная чужая невеста дрожащими руками пыталась натянуть на грудь и живот выцветший синий камиз, хваталась то за платок, то за шальвары, распластанные в зелени.

«Что ты наделал?! — возопили боги, взывая к Матхураве, а, может, то вопила его совесть. Спасаясь от нее, разум тотчас обратился хитрой гадюкой и отравил сознание ядом самооправдания: „Это она осквернила меня! — твердил ювелир, с готовностью веря подсказанным мыслям: — Околдовала чарами, призвала Мару… Эта ачхут — ведьма! Из-за ее дьявольской красоты мое тело пропитала скверна. Что, если узнают люди о том, что я прельстился женщиной низшей касты?! Меня проклянет мать, отвергнет семья, и никто из уважаемых людей не сложит ладони в „Намасте“ для приветствия…“»

Девушка смогла одеться и, опираясь о ствол дерева, встала, чтобы уйти.

— Ты никому не расскажешь об этом! — преградил ей путь Матхурава.

— О позоре не говорят… — прошептала Сона. — Но если жених поймет, что я больше не невинна…

— Старейшины накажут тебя. И никогда не поверят, что благородный господин снизошел до связи с тобой, — надменно сказал Матхурава. — Так что постарайся, чтобы жених не узнал! Запомни, ты никогда меня не видела!

— Не видела, господин, — склонила голову девушка и затряслась в беззвучных рыданиях.

Матхурава кивнул и сел на коня, отбивающегося хвостом от назойливой мошкары. В затылок, не прикрытый тюрбаном, ударило жаром солнце. Ювелир поискал глазами потерянный головной убор и понял, что чувствует себя гадко, словно испитый им нектар превратился в гнилой болотный ил.

Матхурава мог тронуться в путь, но что-то держало его здесь. Он молча наблюдал, как тонкая фигурка, пошатываясь и тщательно кутаясь в коричневый платок, идет обратно к источнику.

Сона подобрала кувшин, треснувший, но не разбившийся. Трясущимися руками набрала воды и, поставив на плечо, направилась по тропе к деревне.

Матхурава знал, что девушка не проболтается. И даже если пожалуется кому-то, к ней не прислушаются: кто такая она — неприкасаемая нищенка, и он — уважаемый вайшья. Но внезапно мысль о том, что другой мужчина будет обладать этим сладостным телом, что какой-то презренный оборванец, а не он, благородный Матхурава, будет испивать ее нежность и питаться теплом юных губ, свела грудь мужчины и сбила дыхание.

«Если будет при мне, точно не проболтается», — решил торговец драгоценностями, вновь начиная дышать. «Все средства хороши, лишь бы они вели к цели», — учит царей и политиков мудрый Каутилья ^[3].

Забыв о потерянном тюрбане, Матхурава пришпорил жеребца и быстро нагнал селянку. Она не успела ничего сообразить, а мужчина подхватил ее и усадил на коня. Девушка вяло сопротивлялась, но ювелир сжал ее руки с силой и зло бросил:

— Не смей противиться господину! Со мной поедешь. — Он развернул коня и поскакал к лесу.

— Но я никому не скажу, — запричитала девушка, — клянусь именем Вишну! Отпустите меня, пожалуйста, умоляю вас! У меня четверо сестренок и маленький брат, у меня болен отец! Что станет с ними, если вы убьете меня, о господин?

— Я не стану тебя убивать. Только увезу из этой дыры.

— Но они умрут с голода! Они еще малы, и не заработают на кусок хлеба, а отец совсем плох, смилуйтесь, господин! Молю вас! Я никому не расскажу, никогда! Если решат, что я сбежала, старейшины жестоко осудят мою семью, или даже побьют камнями. Сестры никогда не выйдут замуж, опозоренные, а брату не дадут достойную невесту. Сжальтесь над нами, о господин! У вас все есть, а мы бедные крестьяне. Я буду молиться за вас всю жизнь, приносить Вишну лучшие фрукты и цветы за ваше здоровье, только отпустите меня!

— Молчи, проклятая ачхут, не то я высеку тебя хлыстом. Я все равно не оставлю тебя здесь! Прими свою участь покорно, презренная.

— Но я же неприкасаемая, — попробовала последний довод Сона, омывая щеки слезами, — а вы благородный господин… Отпустите меня, боги простят вас…

— Если зайдешь по колено в грязь, уже не страшно войти в нее и по пояс, — буркнул Матхурава и прижал еще сильнее к себе рыдающую Сону.

Его кожи коснулся ее светло-каштановый локон, и запах, подобный легкому аромату жасмина, левзеи и сандала долетел до его ноздрей. Сквозь темноту злого умысла душа похитителя возликовала от мысли, что красавица теперь будет принадлежать только ему. И никому больше! Никогда!

Ювелир не слушал свое сердце. Его тонкий голос и не слышен был больше за звоном алчности и порока. Он, Матхурава, будет владеть красотой один, чего бы это ему ни стоило! Пусть придется скрывать ее ото всех — в его огромном доме найдется укромное место для девушки! Пусть гневаются боги и говорит совесть о плохой карме — он откупится, пожертвует на храм много рупий и возложит драгоценные жертвы на алтарь богов! Ведь никто добровольно не выбросит обратно в грязь найденный алмаз небесной чистоты и прозрачности. Никто не поделится бесценным черным бриллиантом. Особенно похищенным из чужой сокровищницы…

Ювелир скакал на коне так быстро, словно за ним послали вдогонку сотню воинов на слонах. Он забыл, что договорился встретиться со слугами у тринадцатиметровой колонны ^[4] царя Ашоки. Он не думал, что скажет охранникам у городских врат. Он не слышал причитаний и плача похищенной девушки, потому что страсть застила его разум. Ветер бил Матхураве в лицо, развевал кудрявые черные волосы. Наконец, деревянный частокол и белые башни показались в знойной дымке — ювелир выдохнул: Паталипутра — звезда великой Магатхи ^[5]!

* * *

Вместе с самолетом я провалилась в воздушную яму и очнулась. Будто не задремала на несколько минут, а перенеслась из другой реальности в эту. Легкий запах сандала витал в салоне. Я распахнула веки и тут же застыла под взглядом больших темных глаз. Валерий склонился надо мной и смотрел с интересом: