Она уже мертва - Виктория Платова Страница 101

– Как ты попала сюда, Тата?

– Как и ты. Через дверь.

– Дверь была закрыта. Обе двери были заперты.

– У меня есть ключи.

– Ключи? – Белка потрясена. – Откуда у тебя ключи?

– Вилла принадлежит Сереже, я говорила тебе. Он купил этот участок. Хотел, чтобы старуха переехала сюда. Выстроил дом.

– Но Парвати не переехала.

– Ты тоже звала ее Парвати.

– Сережа. Это Сережа придумал имя.

– Да, я знаю. Мы говорили об этом.

– Говорили? – теперь к изумлению примешивается ревность. Нечто похожее Белка уже испытывала – в те моменты, когда Сережа играл в шахматы с Лазарем. И это – детская ревность, а вовсе не ревность взрослой женщины, на которую у Полины Кирсановой нет никаких прав.

– Кажется, я упоминала, что занимаюсь дизайном. Сережа пригласил меня оформить дом. Пару лет назад. Думаю, это не было связано с моими выдающимися способностями. Он просто дал подзаработать бедной родственнице. Все мы – бедные родственники.

Бедные. Бедные Шило и Ростик, МашМиш, Аля и Гулька. Бедные мертвые дети окружают Белку. Полина Кирсанова давно бы тронулась умом, а одиннадцатилетняя Белка слегла бы с приступом нервной горячки, и лишь стрекозе «красотке-девушке» все равно.

И тому, кто поселился в Белкиной голове. Он грызет обсыпанные табаком галеты и запивает их холодным кофе, и думает, думает.

– О чем еще вы говорили?

– О тебе. Все эти годы он присматривал за тобой.

– Мы не виделись двадцать лет. Может быть, он объяснил тебе – почему?

– Может быть.

Белка ждет уже привычного Татиного рефрена – «А может, и нет», но вместо этого Тата говорит совсем другое:

– Он испытывал к тебе нежность. Простое человеческое чувство, ведь так?

– Да.

– Но только не тогда, когда речь идет о нашей гребаной семье. Начнешь копать глубже, обязательно наткнешься на какую-нибудь полуразложившуюся пакость.

– Пакость?

– Фигурально выражаясь. Он присматривал за тобой. И за всеми остальными тоже. А уж за собой – в первую очередь. Когда имеешь в анамнезе такого папашу, от себя можно ожидать чего угодно.

– При чем здесь папаша?

– Ты не поняла? Ты же сообразительная девочка, Белка! Ну!

Белка устала. Да и шея дает знать о себе: все попытки сглотнуть слюну приносят боль. Поднять глаза невозможно: если поднимешь – обязательно упрешься взглядом в мертвого. Но весь ужас заключается в том, что она больше не знает, как давно они умерли – ее двоюродные братья и сестры. И были ли живы вообще когда-нибудь. И жива ли она сама. Если жива – как долго продлится этот кошмарный сон? Наверное, нужно усилием воли стряхнуть его с себя и проснуться в своей квартире на Каменноостровском. Или в любой из гостиниц испанской Коста-Бравы, или в финском городишке Иматра, куда она иногда ездит на выходные, чтобы просто побыть в лесной тишине. Или в старом доме Парвати – все, что угодно, любое место подойдет. Лишь бы не здесь, не здесь.

– Я устала. Не мучай меня, Тата. Пусть быстрее приедет полиция…

– Она приедет. Нужно только немного подождать.

– Значит, ты вызвала ее?

Тот, кто поселился в Белкиной голове, подает ей какие-то знаки и даже что-то говорит. Но что именно – расслышать невозможно.

– Ты не ответила на мой вопрос, Белка.

– Не мучай меня.

– Они были братьями, Сережа и дурачок, не способный ни на что, кроме убийства.

– Я знаю. Все мы здесь братья и сестры…

– Двоюродные. Ты не слушаешь меня. Не слышишь. Они были сводными братьями, и отец у них был один. После того, что случилось с Ингой… Ее Лу уехал на другой конец страны, во Владивосток. И там скоропостижно женился. Словно в отместку, нашел себе какую-то бабу и женился. Как будто это могло защитить человека от зверя внутри него самого. Ни женитьба его не защитила, ни рождение сына. Зверь победил, и он стал убивать. А потом случилось то, что случилось. Финал тебе известен.

Наверное, Белка должна как-то отреагировать на эту новость о Сереже и его отце. Но у нее не осталось сил. В комнате для допросов, где она сидит, – спартанская обстановка. Привинченный к полу стул, привинченный стол, на столе – пепельница с непотушенной сигаретой.

И телефон.

Телефон звонит не умолкая: поняв, что визуальный контакт делу не поможет, тот, кто поселился в Белкиной голове, пытается сообщить ей нечто важное, только-только пришедшее ему в голову. Но взять трубку не получается: Белкины руки привинчены – не хуже стула, не хуже стола.

– Думаю, старуха подозревала обоих своих старших внуков. Только не знала точно кто. Лёку еще можно было пережить, но Сережу… Она любила его, тут ты права.

– Его нельзя не любить.

– Ты прекрасно это демонстрировала тем летом. Почему ты до сих пор не вышла замуж, Белка?

– Не нашлось пока… подходящего человека.

– Такого, как Сережа?

Сухой, изнемогающий от жажды желоб вот-вот наполнится кровью. Дурной черной кровью.

– Таким, как Сережа, может быть только один человек. Сам Сережа! – лязгающий Татин смех угнетает Белку. – Но ты ведь никогда не задумывалась о связи с ним…

– Не говори глупостей.

– Вообще-то, в нашей гребаной семейке любят поразмышлять. Размышляла старуха – кто из двоих виновен. Но так и не пришла ни к каким выводам.

– Откуда ты знаешь?

– Если бы было не так… Посуди сама. Она бы давно сплавила даунито в психушку, вслед за матерью. Но он по-прежнему живет здесь. Жил, – поправилась Тата.

– Все подозревали Маш…

– Ты тоже приложила к этому руку.

– Я… Мне было одиннадцать. И я ни в чем не солгала Парвати, когда рассказала о том разговоре.

– Одиннадцать лет – никакое не оправдание.

– Я не оправдываюсь.

– Больно думать, что тот, кого ты любишь, – преступник, не так ли? Гораздо легче спихнуть все на нелюбимого. Даже если знаешь, что он ни в чем не виноват.

– Так это Парвати написала то письмо?

– Может быть. Может, ей хотелось, чтобы ее дети снова стали общаться друг с другом. Пусть и повод не слишком радостен. Жестокость иногда подталкивает к откровениям. Но к Маш Парвати не была жестока. Скорее – милосердна.

– Ты называешь это милосердием?

– Конечно. Ей хватило ума по-быстрому выставить двойняшек вон, отправить на историческую родину. От греха подальше. Если исчезла одна девушка, то запросто могла исчезнуть и вторая.

Тот, кто поселился в Белкиной голове, снова находит нестыковки. Откуда Тата знает о письме? Маш впервые рассказала о нем в бильярдной, и Таты там не было. Тата была заперта в комнате, приходила в себя после нападения. Выходит, Шило успел отпереть дверь, прежде чем отправиться следом за Белкой? В этой истории слишком много дверей – всегда распахнутых для Таты и наглухо закрытых для всех остальных.