Страховка от жизни - Марина Серова Страница 10

— Тань, интересное кино получается. Если инвалид подслушивал Калякиных, то значит ли это, что он имеет какое-то отношение к убийству?

— Возможно. Что об этом говорить заранее?

Поживем — увидим. Разберемся. Все-таки стоит потрясти его сегодня.

— Нет, Тань. Марина меня очень решительно выставила. Не думаю, что она позволит пообщаться с ним еще раз.

Для начала мы обошли все подъезды, осмотрели замки на люках. Замки во втором и последнем подъездах выглядели гораздо новее двух других, не такие ржавые. Алкаши были правы. Замки заменили. И вышла преступница из последнего подъезда.

Поэтому во втором, калякинском, бежала не вниз, а вверх по лестнице. Разумеется, когда убийца спешила исчезнуть с места преступления, она не закрыла замки. Просто, вероятно, оставила ключи в скважине. Закрыли их уже потом. Наверное, кто-то из жильцов.

— Ну, что, подруга, пошли вновь в калякинский подъезд. Проследим путь преступницы.

Я порылась в сумочке и вытащила связку отмычек. Это мой ключ ко всем тайнам, которым я часто пользуюсь.

— Тань, — робким шепотом поинтересовалась Ленка, — а мне тоже придется туда лезть? Там же, наверное, паутины полно. И мышей.

— Можешь подождать тут, на лестнице. Или иди в машину.

— Вообше-то, интересно.

— Ну тогда вперед, — открыв люк, я сделала приглашающий жест рукой.

— Ой, не дай бог, меня сейчас ученики увидят.

Скажут, что Елена Михайловна, как бомжиха, по чердакам лазит, — пробормотала Истомина, поднимаясь по лестнице клюку.

— А ты скажешь, что искала трудного подростка, сбежавшего из дома. Что у тебя появилась информация, будто он ночует на одном из чердаков на улице Кавказской. И тогда тебя еще больше зауважают родители.

— Они меня и так уважают. А, черт. Споткнулась обо что-то. Тань, дай лучше мне фонарик. А то я ничего не вижу. Тут сам черт ногу сломит.

— А ты иди рядом со мной.

Согнувшись в три погибели, как говорится, мы пробирались по чердаку, внимательно изучая окружающую обстановку. Насколько позволяло скудное освещение, разумеется. Около перевернутого ящика луч фонарика, направленный под ноги, отразился многочисленными мельчайшими звездочками.

— Вот тут скорее всего она переодевалась. Видишь, чешуйки от майки? Я как-то себе такую майку приобрела, так через две недели ее выбросила — эти чешуйки сыплются, как шерсть с шелудивого пса. Потом еще года три их из квартиры выгребала, то из одного угла, то из другого. Лично я ни в жисть в такой маечке убивать бы не отправилась. Убийца допустила большую глупость.

— Почему их, интересно знать, милиция не собрала? Они разве не додумались, что преступница ушла через чердак?

— Прямо уж, не додумались. Додумались, конечно же. Только зачем им все чешуйки собирать?

Для экспертизы достаточно нескольких. Давай поищем в этом месте. Может быть, она что-нибудь обронила. Хотя то, что она могла обронить, скорее всего давно приложено к делу как вещественное доказательство. И все-таки смотри внимательно.

В том месте, где, предположительно, переоделась преступница, мы ничего, кроме чешуек, не обнаружили. И продолжили поиски, двигаясь в том же направлении, что и преступница, пробиравшаяся клюку в последнем подъезде.

И тут Ленка споткнулась так, что завопила и упала на колени.

— Блин горелый. А-ай! Коленку ссадила. Больно-то как, ма-амочки! Встать не могу. Может, ногу сломала даже, — стонала она, поднимаясь.

Оперевшись на кучу обломков кирпичей, она эту самую кучу благополучно развалила. Я услужливо посветила ей под ноги, одновременно свободной рукой помогая подняться. И увидела черный пластмассовый кусочек, застрявший между кирпичами.

— Что это, Тань? — Ленка тоже заметила его.

— Пока не знаю. На улице рассмотрим.

Выбравшись на белый свет, я внимательно изучила осколок. Интересно, что это может быть?

Ленка сказала, что преступница, по словам инвалида, положила на окно маленький магнитофон.

Ну конечно…

— Кажется, нам повезло, Коломбо. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Ну, что ты упала в нужном месте. Это скорее всего осколок от корпуса магнитофона. Убийца, вероятно, тоже там споткнулась и уронила его.

— Сильно болит?

— Еще как, — Ленка закатала испачканную штанину и дула на ссадину.

Я достала из аптечки йод, бинт и обработала Ленке ногу.

— Ну, у тебя и работа, Иванова, похлеще моей.

Так-то. Не будет теперь думать, что я излишне меркантильна и что не грех иногда «за спасибо» поработать.

Ленка осторожно опустила брючину и повернулась ко мне. Я молча курила.

— Что, Тань, теперь к Ирочке? Как я понимаю, она у нас подозреваемая номер один?

Я пожала плечами. Всякое может быть. Только еще неизвестно, по какой причине свидетель с биноклем наводит нас на след Ирочки. И вообще…

— Давай отвезу тебя домой. Тебе завтра надо быть в форме. И с уроков пораньше отпроситься.

Как договорились.

— Теперь у меня очень уважительная причина.

Я — инвалид, у меня нога болит. Отпрошусь якобы к хирургу, а Татьяну Анатольевну попрошу меня подменить. Раз уж втянула тебя в это дело, то обязана помочь, как обещала. Ты езжай по делам. Я на такси доберусь. Зачем тебе терять драгоценное время?

Я отвезла Истомину на остановку и вернулась на улицу Кавказскую.

Ленка ошибалась. К инвалиду мне прорваться все же удалось. Звонок в квартире был отключен.

На стук в дверь вышла та самая роскошная брюнетка. Впрочем, не такая уж она и роскошная. Ленка преувеличивала. А может, просто я вредничаю.

Все-таки она от меня ценного свидетеля укрывает.

Равнодушно взглянув на мои якобы милицейские корочки, девушка безапелляционно заявила:

— У него режим. Он отдыхает. И вообще пасмурную погоду он переносит тяжело и сегодня чувствует себя весь день просто отвратительно. Да еще разволновался, когда ваша коллега пожаловала.

Извините. Даже если вы приведете сюда всех оперативников отдела, я вас не впущу. Про закон о неприкосновенности жилища я слышала. Приходите лучше завтра часиков в семнадцать. Надеюсь, что завтра он будет чувствовать себя получше.

Я сдержала свой гнев, так и рвавшийся наружу, нацепила дежурную улыбочку и елейным голоском пропела: