На кого бог пошлет - Марина Серова Страница 10

Дверь мне открыла Соня, и я ступила в мертвящую тишину огромной квартиры. Зеркало в коридоре было затянуто черным платком, пахло спиртным и валерьянкой.

— Проходи, проходи в зал, — глухо проговорила она, передвигаясь, словно сомнамбула. — Здесь никого нет. Похороны только завтра, все родственники без чувств, а… он… лежит в квартире своей мамы. Я специально здесь тебя дожидаюсь.

Я прошла за ней в просторный зал неправильной формы и в доли секунды оценила окружающую обстановку: повсюду был виден хороший достаток. Телевизор в полстены, кожаные диваны, дорогая аппаратура. Но сегодня все здесь дышало бедой, постигшей обитателей квартиры.

— Вот здесь мы и… жили, — тихо сказала Соня, усаживая меня в кресло. — Да, теперь я здесь жить уже не смогу. Буду продавать квартиру или менять, но здесь мы с сыном не останемся. Меня терзают какие-то страшные предчувствия!

— За этим я к тебе и пришла, — попробовала успокоить Соню я. — Хочу выслушать твои предчувствия, предложения и, по возможности, факты. И чем ближе к правде будет твой рассказ, тем скорее я смогу тебе помочь! Мне нужно подробно знать, чем занимался Володя, меня интересует круг общения и все его дела… И не только его, но и твои, Соня!

Она уставилась на меня своими черными непрозрачными глазами, словно желая поглубже заглянуть в мою душу.

— Да я все сейчас тебе расскажу! И покажу тоже. Хотя и не верю, что его убили из-за этого! Об этом никто знать не знал! И не мог!.. Его убили совсем по другой причине… Но я теперь боюсь этого и боюсь тут жить!

Я спокойно ждала, пока последуют внятные объяснения. И дождалась.

— Начну все по порядку. Вова раньше зарабатывал деньги на фарцовке. У него в Питере были какие-то дальние родственники. Я их и не знала, он туда ездил, покупал там аппаратуру, а здесь все продавал. Зарабатывал не много, но и не мало, словом, жить можно. Мы поженились, когда он уже был в разводе. Его бывшая жена теперь замужем, а с Вовой они расстались страшными врагами — я этих подробностей не знаю, это было до меня. Короче, дело совсем не в этом. Она к его убийству никакого отношения иметь не может, ее вообще сейчас в Тарасове нет. Она уехала в Италию за кожаными куртками — торгует ими, у нас есть общие друзья, так что я знаю. Она тут не при делах, и сына Вовиного давно уже с новым папой воспитывает. А вот что самое главное я хотела рассказать: у Вовы вдруг в Питере объявилась какая-то двоюродная бабка или седьмая вода на киселе… И эта бабка, одинокая как перст, помирает и оставляет Вове как внучатому племяннику все свое имущество, которое состоит из комнаты в коммуналке — ее Вова там в Питере продал. Оставила еще кое-чего. Пойдем, Таня, я тебе это покажу!

Соня с таинственным видом почему-то на цыпочках двинулась впереди меня и отперла ключом дверь в комнату, где, судя по всему, должна была находиться спальня. Но моему изумленному взору предстала престранная картина: на голом полу возвышалась куча старого хлама, в которой можно было разглядеть перевернутые облезлые стулья, комодик, какие-то шкафчики. Приглядевшись повнимательнее, можно было понять, что этому хламу не одна сотня лет. Воображение потрясало двухметровое чучело медведя с клыкастой пастью и злыми глазами.

— Бабушкино наследство, — догадалась я. — Ничего, впрочем, особенного. Медведь, конечно, стоит немало, но мебелишка совсем неважнецкая. Насколько я понимаю, большой антикварной ценности не представляет.

— Дворянка какая-то бабуля была, — пояснила Соня с явной ненавистью. — Иди сюда — смотри самое главное. Этого никто, кроме нас с Володей, не видел.

Один из шкафчиков стоял задней стенкой к двери, я обошла его. Это был довольно высокий сервантик со стеклянными дверцами, весь заставленный… даже на мой неэкспертный взгляд, серебряными и бронзовыми статуэтками бесчисленных купальщиц, раздевальщиц, нимфочек и венерочек. Несколько посещений Эрмитажа или других музеев могли подсказать, что статуэтки стоят приличных денег не только в наших деревянных, но и в их твердо конвертируемых. Среди этих предметов выделялась бронзовая женская головка с безупречными легкими чертами, точеным носом, длинной шеей и с веночком на гордом челе. На основании скульптуры красовалась надпись: «Голова богини Дианы, работа г-на Левалье, XVII в.» Это произведение искусства обладало какой-то странной колдовской притягательностью.

— Хороша Диана, — сказала я, тыкая пальчиком в стекло серванта, не особо, впрочем, впадая в изумление, а несколько усомнившись в исключительности этой вещи. Питер, конечно, славится искусством подделок. Там такую Диану можно купить на Невском за пять рублей.

— Это подлинник — вот в чем дело, — заявила хозяйка Дианы, словно прочитав мои мысли. — Все фигурки — литое серебро и бронза. Это редкий антиквариат. Самая дешевая из них стоит две тысячи долларов, а Диана… За Диану петербургский скупщик антиквариата предлагал сто пятьдесят тысяч… баксов, разумеется!

Соня раскрыла шкафчик, взяла Диану в руки и, скорбно глядя в ее невидящие глаза, бросила:

— Все из-за тебя, сука!

А затем протянула мне ее. Холодный гладкий металл, заметная тяжесть и старинная работа словно заряжали ладони энергией. Я погладила ровные щеки Дианы-красавицы. Лицо живое, кажется, вот-вот улыбнется. Я пожалела, что это была только головка Дианы, что мастер не отлил ее плечи и грудь. Но ее лицо притягивало. Действительно, дьявольская игрушка. Завораживает.

У Сони дрожал подбородок, в глазах пылала ненависть:

— Ты думаешь, это принесло счастье? Вот что это принесло — убили отца моего сына… И нас тоже убьют — меня и ребенка…