Влечения - Юна-Мари Паркер Страница 10

Брайан сделал удивленное и даже оскорбленное лицо.

— Нет, с чего ты взял? Я стоял спиной к окну.

— Тогда как же…

— Черт подери, Эдвард! — взорвался Брайан. — Я не пойму, чего ты добиваешься? Ты хочешь, чтобы все решили, что девчонка, с которой ты спал последние месяцы, была убита в твоей квартире? Так, что ли? Или что она покончила с собой? Ты хочешь, чтобы по этому делу в полиции затеяли длинное следствие, да? Чтобы они составили список подозреваемых, без конца таскали всех нас на допросы, да? Ты хочешь, чтобы началось судебное разбирательство? Чтобы его освещали по телевидению прямо из зала заседаний? Чтобы рассказывали об этом всему миру каждое утро в выпусках новостей? Черт подери, башкой надо думать, а не задницей! Ты прикинь, как это может отразиться на компании! Повторяю, Эдвард, это был несчастный случай! Скользкие персидские ковры, от которых ты без ума. Душная комната. Распахнутое настежь окно. Вот и все, понимаешь? Все! И не надо терять голову. Возьми себя в руки.

В комнате воцарилось долгое молчание. Президент и вице-президент хмуро смотрели друг на друга. А потом Брайан добавил:

— Позволь полюбопытствовать, почему ты не допускаешь, что Марисса выпала случайно? Мы не видели, как именно это произошло, но несчастный случай — самое логичное объяснение, согласись. Убийство? Ну кому оно было нужно, сам подумай? Наложила на себя руки? Это вообще смешно. С чего вдруг?

Эдвард залпом осушил стакан и проследил за тем, как Скотт налил и поставил перед ним второй. Сделав из него небольшой глоток, он задумчиво нахмурился:

— У меня такое чувство, что она чего-то испугалась за несколько минут до того…

Брайан обеспокоенно взглянул на него.

— Чего она такого испугалась, скажи на милость? — буркнул он.

— Не знаю… Дорого бы я дал за то, чтобы вспомнить… — Эдвард обреченно покачал головой. — Она что-то пыталась сказать мне, я… я не помню!

«Вот черт, так нализался вчера».

Он вообще с трудом помнил вчерашний вечер, особенно его заключительную часть. Вплоть до той минуты, когда до него донесся дикий предсмертный крик Мариссы, все было как в тумане. Веселые лица друзей, смех, объятия, поздравления, шампанское… Если уж начистоту, то Эдвард помнил, как развивались события лишь до девяти часов вечера, а все, что было после… Эх!

Брайан тяжело вздохнул:

— Ты говорил об этом в полиции?

— Что? Что Марисса была чем-то напугана? — Он покачал головой. — Меня не спрашивали, да я и не помню. — Он отхлебнул еще виски. — Может, позже вспомню.

— Сделай нам всем небольшое одолжение! Когда это произойдет, помалкивай, хорошо? — проговорил Брайан почти издевательски. — Пока мы договорились о том, что произошел несчастный случай. Вот пусть все так и остается. А иначе мы все окажемся по уши в дерьме!

Эдвард тяжело поднялся и отошел к окну, из которого открывался вид на Парк-авеню. Стресс, пережитый им за последние двенадцать часов, и недостаток сна сыграли с ним злую шутку. Он сделал еще глоток виски.

Марисса… Красавица блондинка с атласной, нежной кожей. Но он знал, что больше всего ему будет недоставать вовсе не ее чувственности и сексуальности. Она была доверчивая, как маленький котенок, добрая, великодушная и всепонимающая. Говорила с американским произношением, которое выглядело слишком нарочитым, чтобы быть природным. Конечно, брала уроки дикции. Улыбка тронула губы Эдварда. Он вспомнил, как просто она однажды рассказывала ему о себе: «Мой отец — Джек Монтклер сколотил состояние на выпуске железнодорожных вагонов, товарных и спальных пассажирских. Он умер в прошлом году, оставив мне все свои деньги». Мать, по словам Мариссы, скончалась, когда ей было только семь лет. В ней подкупало то, что она не зарилась на деньги Эдварда. У Мариссы их было столько, что она могла купаться в роскоши всю свою жизнь.

Словно прочитав его мысли, Брайан вдруг хмуро бросил ему в спину:

— У нее родные-то остались? Есть кого поставить в известность о случившемся?

Эдвард оглянулся на своего вице-президента. В его глазах была грусть.

— Нет, никого. Мать ее умерла, когда она была еще ребенком, а отец — в прошлом году. — Он помолчал и глухим голосом добавил: — У нее не было никого… кроме меня.

— Ну, слава Богу! — облегченно вздохнул Брайан. — Одной заботой меньше. А то понаехала бы родня, стала бы вынюхивать тут, что и как. Нам только этого не хватало, правда?

Семья расположилась в гостиной Пинкни-Хауса в ожидании сигнала на ужин, который Питерс должен был подать с минуты на минуту. В холле на черной лакированной подставке покачивался небольшой гонг.

Анжела сидела у камина, потягивая свой любимый аперитив: коктейль «Манхэттен», приготовленный из виски и вермута. Это время суток она любила больше всего, особенно зимой. Персикового цвета бархатные шторы были плотно задернуты на окнах, и комнату освещал лишь свет ламп. Гостиная была обставлена мебелью орехового дерева. На стенах висели пейзажи Констебла. И конечно, повсюду стояли свежие цветы. Они украшали дом в течение всего года. Когда в оранжерее не хватало своих, Анжела неизменно звонила в «Гарродс», откуда ей присылали несколько коробок.

С другой стороны камина разместилась с романом в руке Дженни. Саймон в темном костюме (Венлейки всегда надевали вечерние костюмы и платья в праздники) стоял у самого огня. Вот он подбросил в камин новое полено и задвинул медную заглушку.

В следующее мгновение в холле раздался звук гонга, достаточно громкий, чтобы его можно было услышать отсюда, но не раздражающий. Питерс умел с ним обращаться, как надо.

— Ну вот! — произнес Саймон. Он говорил эти слова каждый вечер. Саймон вообще, несмотря на свою молодость, был человеком устоявшихся привычек, и когда что-то нарушалось, начинал беспокоиться. Его румяное лицо уже омрачила тень тревоги, но сигнал гонга прозвучал вовремя, и он вздохнул с облегчением. — Ну вот! — повторил он и, с улыбкой взглянув на мать, добавил: — Умираю с голоду! — Эту фразу он также произносил каждый вечер.

Направившись к выходу, они вдруг услышали телефонный звонок и как Питерс снял трубку.

— Это вас, мисс Дженни, — объявил он и, не обращая внимания на присутствие Анжелы, добавил: — Сэр Эдвард из Нью-Йорка.

— Спасибо! — вся просияв, ответила Дженни.

Анжела недовольно прицокнула языком:

— Эдвард в своем репертуаре! Ведь прекрасно знает, что мы ужинаем в восемь, а звонит!

Саймон кивнул в знак того, что разделяет недовольство матери.

— Ужинать, ужинать! — проговорил он весело. — У нас сегодня фазан. Один из тех, которых я завалил вчера. — Последовав за матерью в столовую, он уже в дверях обернулся и сказал сестре: — Передай старику, что он никогда в жизни не снимет двух птиц одним выстрелом!

Дженни возмущенно фыркнула, уставившись в широкую спину брата.