Песчаные замки - Луанн Райс Страница 10

Вечером начался дождь, хлеставший до самой зари. Сестра Бернадетта поднялась до заутрени и стояла теперь в коридоре, ведущем из дома к капелле, глядя из окна в свинцовом переплете на серый свет с востока, омывавший траву и деревья вокруг Академии, каменные стены и здания. Мимо прошли две сестры, с которыми она молча обменялась кивками.

У монастырской жизни свой ритм. Их орден не совсем обычный — здесь сестры одновременно несут покаяние и занимаются преподаванием. После обращения сестра Бернадетта приняла покаяние. Жила в дальнем клуатре [11], проводя дни в размышлениях и молитвах, общаясь только с Богом. Время было нелегкое; у нее накопилось много грехов, в которых надо было каяться.

Проведя в монастыре два года, она почувствовала себя прощенной и ощутила призвание к наставничеству.

Ничего удивительного. Она была классической старшей сестрой: первым ее учеником был младший брат Джон. Детство они провели в Нью-Бритене, потом перебрались сюда, в Блэк-Холл, где она учила его всему, что знала. Не столько школьным предметам, сколько жизни. Главный фокус заключался в том, что Берни, когда училась водить машину, по пути домой усаживала за руль Джона. Учила лазать по деревьям, кататься на коньках, съезжать с высоких склонов на лыжах в элитном местном клубе выше по улице от их дома в Нью-Бритене. Отец любил приговаривать: «Покупай в лучшем пригороде самый маленький дом, какой только можешь себе позволить». Берни с Джоном бывали в конторе отца среди модных лавок, наблюдали, как он тратит жизнь, с неизменной улыбкой продавая страховые полисы богачам в местных клубах, куда его не принимали. Она советовала брату внимательно прислушиваться к внутреннему голосу и не становиться страховым агентом.

— Есть еще кое-что, — сказала она, когда они однажды холодным декабрьским днем ехали в автобусе в центр города за Рождественскими покупками.

— Что? — спросил он.

— Сам знаешь, — ответила Берни, глядя в окно на трехквартирные дома на западном конце Арч-стрит.

— Папа говорит, что я справлюсь неплохо, — сказал Джон. — Считает меня способным продать каждому его собственную машину.

— Это не комплимент, — оглянулась она на брата. — И к тому же неправда. Он это о себе говорит. Ты даже свежей простыни никому не продашь.

Джон бросил на нее резкий взгляд. Ему было тринадцать, а Берни пятнадцать. Она была настоящей ирландкой Салливан со светлой кожей, волосами клубничного цвета, серо-голубыми глазами, а он истинным Дарганом — «черным ирландцем» с ошеломляюще темными волосами и чисто-синей радужкой.

Она улыбнулась красавчику-брату, хотела погладить по щеке, но в том возрасте это его возмутило бы. Если бы он только знал, что она видит. Берни всегда обожала Джона, понимала его. Была готова сказать брату, что у него прекрасное сердце, но, будучи старше, сдерживалась из лучших соображений. Вместо этого, кивнула в автобусное окно.

В конце Арч-стрит стояли, главным образом, жилые дома — небольшие отдельные и трехквартирные. Некогда в этом квартале города польских фабричных работников преобладали ирландцы. Теперь их сменили пуэрториканцы. Дома нуждались в покраске, козырьки над подъездами покосились. Берни знала, что некоторые из них принадлежат одному их соседу из числа «настоящих» американцев. Отец его когда-то владел домами ирландцев, а он теперь владеет домами латиноамериканцев.