Заклятые друзья - Марина Серова Страница 10

„Вот нервы у старика, — подумала я, — пережил за одни сутки два покушения на свою жизнь и спит себе как ни в чем не бывало“.

Володя наверху ворочался и сопел: ему явно не спалось.

* * *

Москва нас встретила легким дождичком. После тарасовской жары грибной, как называют его в народе, дождик даже доставлял некоторое наслаждение. Продолжался он недолго — тучка, гонимая ветерком, унеслась дальше сеять спасительную влагу. Несмотря на ранний час, Павелецкий вокзал жил своей жизнью. Раздавались гудки электровозов, шум и гам разноголосой толпы. Сновали туда-сюда работники железной дороги, носильщики с тележками спешили к вагонам.

— Мороженое, мороженое, — тоскливо голосила полная женщина, равнодушно оглядывая проходящих мимо людей. Утром, пока не наступила жара, никто не спешил к ее лотку.

Мы вошли внутрь здания вокзала, встретившего нас монотонным гулом. Народу здесь было предостаточно. Я попридержала за локоть Павличенко, пропуская вперед Малахова. Вряд ли покушение повторится еще раз по предыдущему сценарию, но бережного бог бережет. Мы благополучно миновали толпу, двигаясь следом за нашим могучим телохранителем.

Поймав такси, Павличенко назвал гостиницу, в которой был забронирован для нас номер. Шофер окинул нас цепким профессиональным взглядом, моментально определив нашу платежеспособность, кивнул головой:

— Садитесь.

Довольно быстро мы доехали до нужного нам места, Федор Петрович расплатился с водителем, Малахов, вздохнув подхватил чемодан.

Мимо нас пролетела машина, скорость была приличной, но тренированный взгляд выхватил знакомое лицо — молодой сосед по купе слева.

На мгновение наши глаза встретились, и меня невольно внутренне опять передернуло. Если уж у меня появилась антипатия к человеку — то это надолго, чаще всего на всю жизнь.

В скором времени мы уже расположились в огромных гостиничных апартаментах в центре столицы. Павличенко расхаживал по комнате, размерами разве что немного уступающей игровому полю для мини-футбола, и разговаривал по сотовому телефону со Шмыгуновым Игорем Сергеевичем. Володя занимался багажом, а я забралась с ногами в шикарное кожаное кресло и ела сочное яблоко.

Разобравшись с багажом, приняв душ и вкусно позавтракав, мы решили распланировать день. В столице нашей Родины предполагалось провести сутки с небольшим и после посещения ветеранами Великой Отечественной войны Могилы Неизвестного солдата отправляться на поезде в Минск. За эти сутки нам предстояло посетить торжественное собрание ветеранов, выслушать отчет председателя ветеранского фонда о проделанной работе и открытии выставки-панорамы сражения на Волоколамском шоссе. Я настояла, чтобы Малахов остался дома. С какими бы силами нам ни пришлось воевать, во-первых, толку от него было мало, во-вторых, тыл тоже нужно прикрывать. А если уж откровенно, он мне просто надоел за истекшие сутки, и мне хотелось от него отдохнуть. Поэтому Федор Петрович под благовидным предлогом приказал ему остаться в номере, впрочем, разрешив в наше отсутствие осмотреть достопримечательности столицы.

Через полчаса мы отбыли с Павличенко на торжественное собрание, и я искренне завидовала Володе. Главной моей задачей на ближайшие полтора-два часа я считала не заснуть во время выступлений и не пропустить момент возможной угрозы. К счастью, все прошло спокойно и без эксцессов. Председатель фонда, полковник в отставке лет пятидесяти, довольно энергично и коротко обрисовал положение дел в Фонде ветеранов, пожаловался на ограниченность средств, поблагодарил спонсоров за оказанное содействие и, поздравив с прошедшим Праздником Победы над фашистской Германией, пожелал всем присутствующим долголетия и крепкого здоровья. Когда затихли аплодисменты, на трибуну вышел зампредседателя, который вообще уложился в пять минут. Три из них заняло перечисление личных заслуг председателя, а две оставшиеся второе лицо фонда посвятило жалобам на отсутствие средств. Затем последовало предложение покончить с официальной частью и перейти к неофициальной. Предложение было поддержано лесом взметнувшихся как по мановению волшебной палочки рук.

Неофициальная часть могла затянуться куда дольше официальной. Подготовлена она была основательно и толково. В соседнем зале нас ждал стол необъятных размеров. Пенсионеры-участники, выпив по сто боевых, закусили от души. Окинув взглядом застолье, председатель фонда зычным военным голосом напомнил о завтрашнем сборе возле открывающейся панорамы и больше уже не отвлекался от стола.

— Пойдем, Женечка, — услышала я голос Федора Петровича, — меня все это изрядно утомило, я хочу отдохнуть после дороги.

Вздохнув с облегчением, мы покинули зал, где уже началась самая обыкновенная пьянка.

* * *

Услужливый швейцар открыл нам дверь. На Федора Петровича он посмотрел почтительно-подобострастно, как мне показалось, даже слегка согнул спину при этом. Меня же одарил таким взглядом, что мне от души захотелось врезать ему по зубам. Я с достоинством прошла мимо. Дежурный по этажу услужливо подскочил к Федору Петровичу.

— А вами тут интересовались, — вдруг заявил он.

— Кто? — спросила я.

— Мужчина, представительный такой, лет сорока пяти — пятидесяти, судя по тому, как одет, солидный, с печаткой на пальце, — со знанием дела закончил он описание.

— Спасибо, дружок, — задумчиво пробормотал Павличенко, протягивая молодому человеку полтинник. — А он что-нибудь просил передать? — спросил Федор Петрович. Известие его взволновало, это было заметно.

Дежурный ответил отрицательно.

— Знакомая личность? — спросила я его, входя в номер. Малаховым, кстати говоря, и не пахло. Парень, видно, не терял времени даром.

— Да, как будто, — проговорил мой клиент. Он задумался, с минуту глядя в одну точку, потом посмотрел на меня и спросил: — Вам Игорь Сергеевич говорил, что на меня пытались оказать определенное давление?

— Да, естественно, — удивилась я, — иначе зачем же было меня нанимать?

— Ну да, конечно, — поняв глупость своего вопроса, усмехнулся он. — Так вот, с Шуруповым Андреем Валерьяновичем, или как его называют в кругу посвященных, Шурупом, мы сталкивались и раньше в застойные, как говорят теперь, времена. Но, в общем, это для нас неважно. Важно то, что этот поганец оборзел вконец. А оборзел потому, что чувствует за собой силу и безнаказанность. Двадцать лет назад, когда я помоложе был, я бы его в порошок стер. А вот сейчас он меня достает, — Федор Петрович, как бы извиняясь за свое бессилие в данной ситуации, развел руками. — Вот я и думаю, что визит этот каким-то образом с ним связан.

Зазвонил сотовый телефон.

— Да, слушаю, — отозвался на звонок Павличенко. — Я так и думал, — усмехнулся он в трубку, причем глаза его загорелись злым огнем.

Я невольно смотрела на старика. Слишком неожиданно произошла метаморфоза с ним — из респектабельного джентльмена он превратился в волка-одиночку, загнанного стаей в голодный зимний месяц и готовящегося дорого продать свою жизнь.