Его и ее - Элис Фини Страница 10

Стекло опущено — несмотря на холод и дождь, и я вижу знакомый силуэт человека. Он курит самокрутку и слушает музыку восьмидесятых. Решаю, что лучше всего обойтись без неловкого воссоединения, если таковое состоится. Предпочитаю оставлять людей, с которыми у меня были отношения, в прошлом, но это не так просто сделать, когда работаешь с ними.

— Это убьет тебя, Ричард, — говорю я, садясь на пассажирское сиденье и закрывая дверь. Машина пахнет кофе, куревом и им. Запах мне знаком, и не то чтобы совсем неприятен. Другие органы чувств впечатлены меньше. Я игнорирую инстинктивное желание убрать весь мусор, который вижу, — главным образом обертки от плиток шоколада, старые газеты, пустые кофейные чашки и смятые банки из-под колы, — и стараюсь ни к чему не прикасаться.

Замечаю, что на нем одна из его фирменных ретрофутболок и пара рваных джинсов и что он по-прежнему одевается как подросток, хотя в прошлом году ему исполнилось сорок. Он выглядит как худой, но сильный серфингист, хотя я знаю, что он боится моря. Светлые волосы достаточно отросли, чтобы завязывать их сзади, но они висят «патлами», как говорили в мои школьные годы, и небрежно заложены за уши в пирсинге. Своего рода Питер Пэн.

— Все мы от чего-то умрем, — говорит он, затягиваясь. — Хорошо выглядишь.

— Спасибо. А ты выглядишь ужасно, — отвечаю я.

Он ухмыляется — толстый лед если не раскололся, то по крайней мере дал трещину.

— Знаешь, не всегда надо говорить все, как есть. Особенно по утрам. Если бы ты так не делала, у тебя могло быть больше друзей.

— Мне не нужны друзья, мне нужен хороший оператор. Есть кто-нибудь на примете?

— Остроумно, — говорит он, стряхивает пепел от сигареты в окно и поворачивается ко мне. — Может, возьмемся за дело?

В его глазах есть что-то угрожающее, я не припомню у него такого взгляда. Но тут он выходит из машины, и я понимаю, что он просто имел в виду работу. Наблюдаю за тем, как Ричард проверяет свою камеру — может быть, он не перфекционист в вопросах гигиены, но к работе относится серьезно — и по очень многим причинам испытываю прилив благодарности и облегчения, что сегодня буду работать с ним. Во-первых, он может сделать из любого говна конфетку и снять меня так, что я буду хорошо выглядеть, даже когда плохо себя чувствую. Во-вторых, во всяком случае, я могу быть с ним сама собой. Почти.

Мы с Ричардом несколько раз переспали, когда я работала корреспондентом. Больше об этом никто не знает — мы оба носили на пальцах кольца, — и я этим не особо горжусь. Я еще была замужем, но во мне уже произошел надлом. Иногда я считаю, что самые страшные страдания можно облегчить, нанеся себе какой-нибудь другой ущерб. Отвлечь внимание от того, что может сломать меня и сломает. Немного боли поможет моему исцелению.

Никогда не отправдывала неверность, но мое замужество окончилось задолго до того, как я переспала с тем, с кем не следовало бы. Когда мы с мужем потеряли дочь, что-то изменилось. Мы оба отчасти умерли вместе с ней. Но, подобно привидениям, не знающим, что они мертвы, долгое время после этого мы продолжали терзать самих себя и друг друга.

В лучшие периоды эта работа полна стресса, а в худшие мы все ищем утешения там, где можем. Большинство новостей плохие. Благодаря моей работе я увидела вещи, которые изменили меня, равно как и мой взгляд на мир и живущих в нем людей. Я никогда не смогу выкинуть это из головы. Человек способен на чудовищные поступки и не способен извлекать уроки, которым нас пытается научить наша собственная история.

Когда с близкого расстояния каждый божий день наблюдаешь ужас и бесчеловечность живых существ, это постоянно меняет твою точку зрения на окружающее. Иногда всего лишь нужно не обращать внимания. В этом и заключался наш роман: совместная потребность вспомнить, что значит испытывать чувства. Это довольно характерно для людей, работающих в моей отрасли, — кажется, половина отдела новостей переспала друг с другом, — и я иногда отчаянно пытаюсь уследить за последней расстановкой сил среди нашего персонала.

Ричард натягивает пальто, и когда он вдевает руки в рукава, я мельком вижу его подтянутый живот. Затем он выбрасывает сигарету и тушит окурок подошвой большого ботинка.

— Пошли? — спрашивает он.

Он оставляет штатив, и мы идем в сторону леса. В этой грязи нет необходимости в палках. Я изо всех сил стараюсь не попасть в лужу — не хочу испортить туфли. Мы не проходим далеко. Не считая парочки фотографов, мы единственные представители прессы, но скоро становится ясно, что нам здесь не рады.

— Пожалуйста, не заходите за полицейское оцепление, — говорит миниатюрная молодая женщина.

Своей слишком аккуратной одеждой и четкой дикцией она напоминает мне разочарованную первую ученицу в классе. Она машет своим жетоном — я замечаю, что немного смущенно, — когда мы не реагируем, как будто привыкла, что ее принимают за школьницу и ей всегда надо показывать удостоверение личности. Мне удается прочесть фамилию «Пэтел» и больше ничего, прежде чем она кладет жетон обратно в карман. Я улыбаюсь, она нет.

— Скоро мы установим более широкий кордон. А пока попрошу вас оставаться на стоянке. Это место совершения преступления.

У этой женщины явно отсутствует харизма.

Я вижу осветительные приборы, расставленные за ней, а также маленькую группу людей в полевых костюмах криминалистов, некоторые из них склонились над чем-то, лежащем поодаль на земле. Над телом уже соорудили палатку, и по опыту я знаю, что у нас не будет другого шанса снова подойти так близко. Мы с Ричардом молча переглядываемся и молча обмениваемся репликами. Он нажимает на запись на своей камере и кладет ее себе на плечо.

— Конечно, — я сопровождаю мою не совсем невинную ложь широкой улыбкой.

Я делаю все, что мне нужно, чтобы выполнить задание. Злить полицию плохо, но иногда это неизбежно. Не люблю сжигать мосты, но впереди будут новые — предполагаю, что в данном случае — дальше вверх по течению.

— Мы только быстро снимем несколько кадров и потом не станем вам мешать, — говорю я.

— Вы сейчас же уберетесь отсюда и вернетесь обратно на стоянку, как вас попросили.

Я замечаю мужчину, который подошел к женщине-сыщику и встал рядом с ней. У него такой вид, словно он давно не спал и одевался в темноте. Шея обмотана шарфом в стиле Гарри Поттера. Современный Коломбо минус обаяние. Ричард продолжает снимать, а я остаюсь на месте. Это знакомый танец, и мы все знаем движения — одни и те же шаги для всех экстренных новостей: сделать снимок, сделать историю.

— Этот проход для всех. Мы имеем полное право снимать здесь, — говорю я.

Самая лучшая линия поведения, которую я могу предложить, — тянуть время, чтобы дать Ричарду возможность сделать приближение и снять еще несколько кадров крупным планом.

Мужчина-сыщик делает шаг вперед и закрывает линзу ладонью.

— Смотри у меня, приятель, — говорит Ричард, отходя назад и направляя камеру на землю.