Эликсир бессмертия - Анна Зотова

Мрачная средневековая лаборатория в глубине дремучего леса, приют беглого колдуна. Глухая ночь, полная скверных предчувствий.

Языки пламени рвутся из трех или четырех печей, где теснятся перегонные кубы, реторты, колбы. Вот уж который год под этими сводами тайно варится адское зелье, и в его предвкушении сползаются отовсюду ужи, гадюки и прочие аспиды, а летучие мыши, висящие на ветках деревьев, молча глядят в единственное крохотное оконце, откуда слабо тянет нехорошим разноцветным дымком.

Приблизительно такие ассоциации возникали у Ани всякий раз, когда речь заходила об алхимии. Она ничего не могла поделать со своим стойким предубеждением ко всем этим сомнительным тайнам Востока, и когда месяц назад главный редактор их еженедельника «Загадки и Тайны» предложил ей три темы на выбор (алхимики, йоги, фальшивомонетчики: «300 строк, срочно, к среде»), Аня предпочла писать о последних, совершенно не представляя, какие удивительные последствия это за собой повлечет.

В 3.20 ночи с пятницы на субботу зазвонил мобильный, и незнакомый мужской голос назначил ей встречу через час у метро «Каширская». В качестве пароля он произнес: «Я доктор Лоренц» — и положил трубку.

Машина завелась с пол-оборота. Ночная трасса была почти пуста, и Аня как следует подкинула газку, краем уха слушая «Эхо Москвы» и перебирая в памяти информацию о Лоренце. Это имя всплывало у них в редакции всякий раз, когда речь заходила о вещах оккультных, ибо со своей репутацией колдуна, мага и экстрасенса, члена нескольких тайных обществ и проч. и проч., он был вожделенной, но, увы, пока недоступной целью «Загадок и Тайн», которые, по слухам, на дух не переносил. Собственно, слухи эти были такими же смутными, как и все то, что говорили об этом Лоренце. Ане даже казалось порой, что такого человека вообще не существует, а есть миф под названием «доктор Лоренц», созданный кем-то для неведомых целей, которые рано или поздно все равно прояснятся. Правда, Рома Башаров год назад общался с доктором где-то в Крыму, но и это была непроверенная информация. Потому что после звонка шефу («разговаривал с доктором Лоренцем, да-да, с тем самым») Рома исчез, причем при довольно странных обстоятельствах, которые по сей день так и остались не выясненными. Исчез и не сбросил никакой информации, подтверждающей его контакт с Лоренцем. И, поди, теперь проверь, действительно ли встречался Башаров с доктором, а если встречался, то имеет ли отношение Лоренц к его исчезновению, а главное — куда все-таки Рома пропал? С тех пор прошел год, Рому уже начали забывать, а Лоренц продолжал мерцать на периферии реальности, как мерцают невидимые глазу черные дыры. И вдруг этот звонок среди ночи.

И вот специальный корреспондент журнала «Загадки и Тайны» двигается на белом «Форде» по Кашире с диктофоном в сумочке, и его репортерское нутро изнывает от неизвестности.

На вид доктору было лет пятьдесят. Впрочем, на весь сквер, где они встретились, горел единственный фонарь, да и то вполнакала, так что о его возрасте можно было судить весьма приблизительно. Он был в черном пальто до пят, с большим плоским портфелем, заметно оттягивающим руку; среднего роста, худощавый, подтянутый, если не сказать статный.

— Я прочитал вашу последнюю статью, сударыня, потому и позвонил, — любезно произнес он вместо приветствия. — Знаете, что меня особенно в ней огорчило? Знак равенства между «нынешними фальшивыми купюрами из немецкой эмиссионной бумаги» — это цитата из вашей статьи — и «так называемым золотом алхимиков древности». Это несправедливо по отношению к алхимии. Хочу за нее заступиться.

По его словам крался еле заметный акцент не акцент, но легкий фонетический искосок, выдающий в нем иностранца, великолепно говорящего по-русски. Кто он — прибалт? Поляк? Фамилия вроде немецкая.

Они сели к Ане в машину.

— Мне показалось, сударыня, что у вас об алхимии несколько превратное впечатление, — сказал он с легкой укоризной, расстегивая на коленях портфель. — Мало того, оно довольно поверхностное. Отсюда и скепсис. Что вы вообще о ней знаете?

— Ну, философский камень, инквизиция… — пробормотала Аня. — Средние века…

— Вы имеете представление о трансмутации металлов?..

— В самых общих чертах… — Аня замялась, пытаясь припомнить хоть что-то из этой области. Материал для статьи, которую заказывал шеф, она нарыла в Интернете и, по правде говоря, слепила его на скорую руку, в расчете на среднестатистического читателя, прекрасно понимая, что специалисту ничего не стоит не оставить от статьи камня на камне. Ну да ведь шеф всегда говорил, что их аудитория — это массовый читатель, которому не нужна истина, а нужна еще одна загадка. Исходя из этого, Аня и писала свои опусы, не слишком вдаваясь в суть темы. — По-моему, трансмутация, — объяснила она не очень уверенно, — это превращение обычных металлов в драгоценные, которое при этом является чем-то вроде ступеньки к обретению бессмертия. Надо полагать, это метафора.

— Браво, Анна! — Лоренц картинно поаплодировал. — А что вы скажете, если я на ваших глазах совершу упомянутое вами превращение? Расскажете об этом в вашем журнале более или менее объективно? Собственно, для этого я и встретился с вами.

— Почему же не рассказать… — Аня хотела спросить: «А зачем вам это?», но не спросила, побоялась спугнуть материал, который сам шел в руки.

— Стало быть, расскажете. Тогда будем считать, что мы с вами заключили договор. Можно я это сниму? — показал он на ее талисман-подковку, болтавшийся у лобового стекла.

Аня молча отцепила талисман.

— Сплав, — предупредила она на всякий случай, не сводя глаз с рук Лоренца. Диктофон уже работал у нее в сумочке, записывая каждое произнесенное слово. Это был отличный американский «Гурвиг-900G»; она купила его два месяца назад на полузакрытой распродаже шпионской аппаратуры, о которой делала материал.

Лоренц открыл портфель, осторожно достал сосуд из толстого белого стекла, похожий на простейшую розочку для варенья, опустил в нее Анин талисман, а на него сверху аккуратно положил белый пакетик величиной с таблетку. В салоне было полутемно, но Аня хорошо видела, как он чиркает газовой зажигалкой (хорошая зажигалка, «Ронсон»), делает максимальное пламя и начинает нагревать сосуд, осторожно держа его двумя пальцами, как держат налитую всклень рюмку. Очень скоро сосуд сделался совершенно прозрачным.

Вот вспыхнула и прогорела бумажка, обнажив темные кристаллы, которые были в нее завернуты; они затрещали на поверхности талисмана, сливаясь с ним.

Аня молчала, глаз не сводя с сосуда. Приблизительно через полминуты талисман потемнел, тихо шипя.

— Теперь это золото, — спокойно объявил Лоренц, пряча зажигалку в карман. — Можете проверить.

Еще через минуту сосуд вновь сделался белым. Лоренц на ладони протянул девушке теплое, гладкое, изжелта-белое изделие, которое еще совсем недавно было ее талисманом.