Москва-Ростов-Варшава - Ирина Горбачева

В это утро дождь за окном, как всегда выдавал свою популярную «Рапсодию водосточных труб». Капли отбивали мелодичный ритм, убаюкивая меня и медитируя звуками, вводили в последний утренний транс. Из эйфории утреннего блаженства меня вывел резкий звонок телефона. Почему когда с таким трудом выкроишь время и вместо каждодневного издевательства над телом, в виде раннего подъёма, сделаешь себе полноценный выходной и, наконец, захочешь выспаться от души, обязательно появляется это треклятое «но» вечно всплывающее в неподходящий момент и способное повернуть твою жизнь на все сто восемьдесят градусов. В телефонной трубке раздался голос моей старшей сестры Лёльки.

Идея назвать своего первенца необычным именем Лионелла, принадлежала моей очень чувствительной, начитанной мечтательнице маме. Папа, в ту пору командир части, будучи человеком военным, ждал сына, но и дочери был очень рад. Поддавшись на уловку мамы, которая пообещала в следующий раз осчастливить его наследником, он разрешил дать дочери непонятное для него имя, с закреплением за собой права назвать следующего ребёнка по своему усмотрению. Лионеллу он стал называть просто и незатейливо – Лёлькой. Но уже в моём свидетельстве о рождении появилось звучное и красивое имя Вероника. Папа недолго его выбирал. Он искренне верил в то, что при сложении двух имён – любимой супруги и его получилось новое красивое имя – Вероника. Но мама, показав познания в библейских историях, поведала ему о женщине из Иерусалима с таким именем, которая согласно преданию вытерла пот с лица Иисуса, когда он нёс крест на Голгофу.

– Героическая женщина! – отметил папа.

Надо знать мою маму и её любовь ко всему необычному. Сбив отца с толку тем, что иметь в доме две Веры сложно она предложила называть меня более загадочным и изысканным сокращённым именем – Ника. Так я и живу с веропобеждающим громким именем – Вероника Гром.

– Лёля? Ты чего в такую рань? Что у тебя случилось? – спросила я сестру заспанным голосом.

– Ника, прости. Разбудила? Я не знаю, что мне делать. Нам нужна очень большая сумма в валюте.

– Лёлька, объясни что случилось.

– Потом всё расскажу. У Анатолия большие неприятности.

– Лёля, уж этот твой Анатолий!

– Ника, милая, прошу тебя, не начинай. Не до этого сейчас. Как ты думаешь, может позвонить в Варшаву тётушкам? Может они смогут хоть чем-то помочь?

– Занять у тётушек? Значит, серьёзно влип твой прохиндей.

– Ника, зачем ты так.

– Хорошо, прости. Так какая сумма нужна? – я пыталась успокоиться.

– Тысяч двадцать, естественно под проценты. Мы обязательно отдадим.

– Долларов? Ты в своём уме? У кого и кто даст такую сумму? А потом, как я её провезу? Это хорошо он тебя подставляет!

– Да, я не подумала. Я не знаю что делать. Может, ты посоветуешься с Глебом?

– Лёля, Глеб простой советский опер. Ты намекаешь на его знакомства в криминальном мире?

– Да, опять сказала глупость. Прости. Я просто сейчас в таком состоянии – Лёля, я должна знать, что с тобой происходит.

– Позже, Никочка, позже. Ты только родителей не расстраивай. Ничего им не говори. Выкрутимся.

Анатолий – это второй муж моей сестры. Ради него она развелась со своей первой любовью Аликом Лещинским, весёлым, добродушным учёным физиком. Между прочим отцом их общей дочери Наташи. Мне не нравился её выбор. Что-то в этом Анатолии искусственное. Манеры какие-то неестественные. Чересчур любезен, сверх меры аккуратен. В его присутствии я чувствую себя неуютно, а его отношение ко мне – высокомерно-пренебрежительное. Поэтому после того, как в доме Лионеллы появился Анатолий, я стараюсь летать из Ростова-на-Дону в Москву всё реже и реже.

Много раз я пыталась направить на «путь истинный» Лионеллу, уговаривая её бросить этого зануду и воссоединиться с отцом ребёнка. На что моя любимая старшая сестра, ехидничая, упрекала меня в том, что я просто влюблена в Альку. Сначала я тоже так думала но, проанализировав свои чувства, пришла к выводу, что Лёлька всё выдумывает. Ищет оправдания своему дурацкому поступку. А Альку я люблю, как старшего брата и не больше. Я даже пыталась представить себя любящей женой Алика. Но, только подумав о возможных близких отношениях с ним, на душе появилось такое чувство, словно должен произойти инцест. Бррр!

Анатолий совсем из другого мира. В Москву он приехал из Украины. Быстро освоился. Работает адвокатом. Есть люди с виду респектабельные, но при всей положительности в них что-то настораживает. Они до того удачливы что, как говорится, даже в мутной воде смогут без удил рыбку поймать. Но как бы я к нему не относилась, как говорит наша мама – надо уважать выбор сестры, что я и делаю в последние годы.

Выйдя из душа и надев тёплый мягкий халат, я пригубила глоток чёрного кофе. Напиток был восхитителен! В наше перестроечное смутное время, когда глаза видят чистоту пустых прилавков в магазинах, я приспособилась к комфорту по-своему. Два раза в год, но бывает и чаще, езжу к родственникам в Варшаву. В совсем не давние времена, Москва снабжала страну дефицитным товаром. Но теперь матушка – столица сама испытывает трудности провинции. Да нам колбаса и не к чему! Мы люди южные, донские, привыкшие к ранним овощам, зелени и хорошей рыбе. Поэтому я перед поездкой в Польшу звоню в Брест знакомому, работающему на таможне, и сообщаю ему о своём выезде. Хорошую рыбку все любят. И простые смертные, и таможенники – что белорусские, что польские. Наши заграничные родственники наедаются вволю рыбными дарами: огромными прозрачными от жирка цимлянскими лещами, или по донскому чебаками и тающими во рту балыками из сома и рады им больше чем баночкам красной икры, которую я им привожу, и которую они всё равно обменивают на долла’ры.

Вот я и приспособилась, скажем, так, сделала свой небольшой бизнес для души. Подарок в виде балыка и чебаков Андрюше – таможеннику в Бресте. Такой же свёрточек с рыбой его другу и тёзке с Тираспольской таможни на польской стороне – Анджею, и ещё один свёрток с вкусным рыбным ароматом доезжает до Варшавы в подарок нашим родственникам.

В Варшаву я езжу не только за подарками для своих знакомых и родных. Люблю просто походить, погулять по городу. Отвлечься от нашей обыденности. Видно что-то отложилось в генной памяти от предыдущих поколений, и этот город стал для меня родным и близким. А язык, которым владела наша бабушка и который я слышала с детства, понимаю на слух. Милая бабушка, невзирая на страшные времена, говорила дома только по по’льску, а на мои «подстрекательские» вопросы о национальности в паспорте всегда отвечала:

– Тихо панночка, – делая мне знак пальцем, – я не русская, как здесь написано. Я – мещанка, – отвечала она, долго размышляя, стоит ли мне так преждевременно открывать свою «тайну» о национальности.

В Варшаве я набираю разные спиртные напитки в красивых бутылках и сигареты на подарки мужчинам. А женщинам – необычные красочные, яркие коробки и разные упаковки с конфетами «Mozart», парфюмом. Затариваюсь такими подарками, так как у нас в России денег не надо – подари заморскую штуковину на праздник. А праздников в России было много, а с приходом нового времени стало ещё больше. Для себя везу исключительно молотый кофе разных сортов и книги. Вся эта красота покупается в варшавском «валютнике», типа нашей бывшей «Берёзки». Только в Польше такие магазины называются «Pevex». Всё покупается там мною за, пока ещё наказуемые у нас по действующему УК, доллары. Только книги: Цветаева, Ахматова, Бунин, Набоков и многие другие – это за польские гроши. Вот такой международный бартер с родиной предков.