Прекрасна и очень опасна - Елена Арсеньева

Эти моральные уроды, конечно, опаздывали.

Как всегда.

Лида стояла у подъезда и, пряча лицо в воротник (маломороза, который не унимался весь декабрь, – сегодня еще и задувало несусветно,причем с севера!), смотрела на хилую елочку, торчащую в сугробе. На ней вилисьдве паутинки серебряного дождя, между иголками щедро набился снежок – видимо,елочка стояла тут всю ночь. Обычно такими повидавшими виды елочками бываютутыканы дворы после Нового года, Рождества и старого Нового года (чистороссийская несуразица, между прочим, ни в одной стране мира такой прелести нет,изучающие русский иностранцы в обморок падают, пытаясь постигнуть смысл этогоязыкового прибамбаса, и остаются в уверенности, что, да, умом Россию непонять!). После всех этих отмечалок и выносят вон из дому «виновниц торжества»,от которых больше нет никакого проку – один мусор. Украшают елками, вернее,порыжевшими палками заваленные снегом песочницы, заметенные газоны и подходы кмусорным бакам. А тут кто-то отпраздновался больно рано – до Нового года ещебог знает сколько времени!

«Это по какому же календарю справляли? – лениво думала Лида,разглядывая елочку – очень хорошенькую, между прочим, свеженькую и зелененькую,такое впечатление, только что из леса – да-да, из настоящего леса, а не изпитомника, где они соседствуют, словно сельди в бочке – впритык, неразвернуться, не распушиться. Оттого елки на новогодних базарах и продаются какбы сплющенные с двух сторон: сразу видно, росли в большом, дружном, тесномелочном интернате-питомнике! В отличие от этой равносторонней красотки. – Помусульманскому? Иудейскому? Нет, вряд ли! Может, по языческому? Хотя они вродебы в сентябре гуляли, язычники-то? А день зимнего солноворота тоже еще только23 декабря настанет…»

Хлопнула дверь за спиной. Лида оглянулась, но это были неВанька с Валькой. Это вышла Женя Поливанова с третьего этажа: потащила своегоЛарика в музыкалку. Вон и скрипочка зажата под мышкой у юного дарования.

– Мама! Елка! Мама! Елка! – завопил малолетний ИлларионПоливанов. – Смотри! Давай заберем!

Женя посмотрела на Лиду, хихикнула и завела глаза, осуждаяподрастающее поколение:

– Как это – заберем? Она ведь чужая!

– Не чужая, а ничья! – Ларик органически не был способенизъясняться не на повышенных тонах. Возможно, такова была реакция молодого,растущего организма на повышенную дозу скрипичного лиризма. – Она тут точно всюночь простояла – видишь, вся в снегу? Наверное, она у кого-то лишняя была, вотее и воткнули в сугроб! Чтобы кто-нибудь, у кого елочки нету, ее забрал. А унас нету. Значит, мы можем ее забрать!

Лида с уважением поглядела на вертлявого шпингалета вовчинной ушанке. Вот голова! Вот логика! Право, у детей тоже есть чемупоучиться. Ей-то, большой тетеньке, даже и в голову не пришло такоеэлементарное объяснение. На миг она пожалела, что не сама догадалась – елканичья, что Ларик «первый заявил» (так, кажется, это называется на их особенном,детском языке?), а ведь у нее тоже нету елки… Но известно – кто не успел, тотопоздал. Да и зачем ей эта красота? Чтобы еще острей почувствовать своенеминуемое очередное новогоднее одиночество? Нет уж, поставишь искусственную,как обычно. Рядом с ней праздник не так остро ощущается – а значит, ипраздничная хандра не столь мучительна. Так что пусть елка достанется Ларику.Это будет только справедливо.

– Ларик, ты что? Мы на урок опаздываем! Когда нам елкитаскать туда-сюда? – возмутилась Женя. – К тому же это папина проблема – елочкукупить.

– Зачем деньги зря тратить, если вот она уже здесь? – с тойже поразительной логичностью возразил Ларик. – А папа, сама знаешь, дотянет допоследнего, как в том году. И привезет вместо нормальной елки две общипанныепалки! И ты снова будешь говорить, что ему ничего нельзя доверить!

Женя растерянно уставилась на соседку. Лида больше не могласдерживаться – расхохоталась.

– Вот же зараза, а? – пробормотала Женя. – Слова сказать принем нельзя – все на ус мотает! И это сейчас, в десять лет! А что дальше будет?Кем он станет, не понимаю?!

– Летчиком, – моментально сообщил Ларик.

– Да какой из тебя летчик? – хмыкнула мама. – Троечников влетчики не берут.

– Ладно, тогда вертолетчиком, – покладисто согласился Ларик.– Ну правда – хватит болтать, мама, а то и в самом деле на урок опоздаем! Бериелку, пошли!

Круглое, румяное, пухлощекое Женино лицо стало несчастным. ИЛида ее понимала: лифт не работал. Тащить елку на себе на третий этаж… сЖенькиными-то габаритами (пятьдесят четвертый размер!)… в Женькиной-тоновехонькой норковой шубке до щиколотки…

Дверь снова хлопнула. Лида с надеждой оглянулась, но накрыльце никого не оказалось. Наверное, кто-то вошел в подъезд за их спинами. АВаньки с Валькой и в помине нет. Заспались, что ли? Или забыли про тракт? [1]Черти, чтобы Лида еще раз с ними связалась… Опоздает точно! Главное, не убежишьбез них: и дело не только в том, что Ванька с Валькой обещали подвезти ее достудии, но и в том, что без двух главных героев сегодняшнего выпуска«Деревеньки» делать на студии просто нечего. Придется сбегать за ними, за этимипакостниками.

Она подняла голову и сердито посмотрела на их окна начетвертом этаже. Вот так номер! На балконе точно такая же елочка торчит. Уж неВанька ли с Валькой решили осчастливить соседей, купив нарочно или нечаяннолишнюю зеленую красотку?

Лиде они, во всяком случае, одновременно подложили двебольших свиньи. Во-первых, надо идти их тормошить. Во-вторых, не миновать статьвыручать соседку!

– Ладно, Жень, не мучайся, – сказала Лида. – Я отнесу. Мневсе равно возвращаться. Ну и… занесу к вам по пути! Дома кто есть?

– Баба Клава дома! – завопил абсолютно счастливый Ларик. –Тетя Лидочка! Тетя Лидуся, я тебя обожаю!

– Он вырастет не вертолетчиком, – вздохнула мама. – Онвырастет дамским угодником!

– Бабником, что ли? – хмыкнул просвещенный сын. – Да ладно,больно надо! Мне не нравятся женщины.